Под Сморгонью

А этот самый чи Михаил, чи Гавриил ему докладяет: "Это есть тот самыймладший фейерверкер Лепко с первой батареи шестьдесят четвертой артиллерийской бригады, который в доблестном бою пострадал за веру, царя и отечество". Бог спрашивает: "Солдат справный?" Я ему отвечаю: "А как же? Я службу свою аккуратно по уставу сполнял, до своего непосредственного начальства всегда имел уважение. Даже господин подпрапорщик могут подтвердить. А если вы мне не будете давать какую-нибудь пищу, тогда я лучше ухожу из вашего рая. Ну его к черту с таким делом!" Бог подумал-подумал и говорит: "Раз солдат справный, службу по уставу сполнял, до своего непосредственного начальства имел уважение, за веру, царя и отечество пострадал в доблестном бою, тогда ничего не попишешь. Дайте ему кушать". Тут дали мне полный бачок жареного мяса, полбуханки белого хлеба и кипарисовую ложку.

Пошел я себе в сторону, сел под райским кустиком и как следовает быть пообедал, а потом лег спать. Только я лег спать, как этот меня будит, чи Гавриил, чи Михаил: "Эй, солдат! Вставай! У нас в раю спать не полагается. У нас в раю находятся бесплотные духи. Они никогда не спят". - "А ну вас всех к черту! Веди меня до бога". Обратно приходим до бога. "Что такое за шум? - говорит. - В чем дело?" - "Солдат спать хочет!.."

Лепко рассказал, как бог подумал-подумал и позволил ему спать. Потом, выспавшись, Лепко захотелось курить, и как архангел не позволил, и как опять ходили до бога, и как бог, обратно, подумал-подумал и велел выдать восьмушку махорки "Тройка", газету "Русское слово" и две коробки спичек Лапшина: "Нехай курит, чтоб дома не журились".

Лепко рассказывал подробно, обстоятельно, не торопясь, изредка сплевывая и крутя на груди револьверный шпур свекольного цвета.

Чигринский хмурился, хмурился.

- А где же тут за меня? - наконец спросил он с напускной небрежностью. - Что-то я этого не замечаю.

- За вас сейчас будет, Капитон Иванович, - быстро сказал Лепко. - Это есть анекдот довольно длинный, часа на полтора.

Вот, значится, выкурил я две хорошие скрутки из махорки "Тройка" и газеты "Русское слово" и вдруг замечаю, что мне сильно необходимо до ветру. Побежал я по раю искать, где это находится. Бегаю, бегаю и ничего такого не вижу. Ну что тут делать? Подходит до меня этот самый чи Михаил, чи Гавриил:

"Ты чего, солдат, бегаешь?" - "До ветра хочу". Он даже рассердился: "Да ты что: с ума спятил? Здесь все-таки рай, а не бог знает что!" А я прямо-таки чуть не плачу: "Веди меня скорее до бога". Приходим. "Что такое за шум?" Архангел докладает: так и так. Бог подумал-подумал и говорит: "Нельзя". - "Как это "нельзя"?! - кричу я. - Как это может быть "нельзя", когда я уже больше не имею возможности?! Что такое, на самом деле!

Кушать даете, а до ветру не разрешаете! Тогда пустите меня назад, в часть!" Бог, обратно, подумал-подумал и говорит: "Раз солдат справный и пострадал за веру, царя и отечество в доблестном бою, тогда, поскольку мы ему действительно давали кушать, ничего не попишешь. Можно. Только отведите его подальше". Отвел меня архангел на сто шагов в сторону, выбрал тихое место за райскими деревцами, вынул свой огненный тесак и вырезал в небе аккуратный такой кружок. Небо там, знаете, синее, твердое, вроде стеклянное или, лучше сказать, фарфоровое.

"Валяй", - говорит. А я посмотрел вниз, на землю и отвечаю:

"Слушайте, извиняйте, но здесь я не могу. Вырежьте мне очко в другом месте". - "Почему такое?" - "А вот смотрите". Архангел посмотрел вниз, а внизу, аккурат под нами, как раз самая наша батарея и скамеечка, и на скамеечке как раз вы сидите, Капитоп Иванович. "Видите?" - спрашиваю архангела. "Ну, вижу, - говорит. - Так в чем дело?" - "Не могу я позволить себе такое свинство над господином подпрапорщиком. Господин подпрапорщик всегда меня любил, в наряды меня не в очередь не посылал и сказал, что на той неделе меня непременно в отпуск отпустит, домой на побывку". А этот, чи Гавриил, чи Михаил, махнул только рукой и говорит: "Ничего. Валяй. Не стесняйся. Все равно не отпустит. Брешет".

И едва успел Лепко произнести последние слова своей длинной сказки, как воздух страшно рвануло и четыре взрыва, как четыре черных земляных столба, медленно выросли впереди батареи.

Спотыкаясь, падая и срывая на бегу с елок белье, бежали батарейцы к своим блиндажам.

Вдалеке ударили четыре слабых орудийных выстрела, и почти в ту же секунду налетели четыре новых восьмидюймовых снаряда и разорвались позади, обдав батарею ливнем черной земли.

Следующие четыре снаряда разорвались на самой липейке.