Под солнцем тропиков. День Ромэна

— Пусть уйдут сначала женщины и непосвященные в третью ступень, — проворчал старина, не желая лишать себя удовольствия проэкзаменовать новоявленного чародея.

Женщины и непосвященные ушли. Петька тоже удалился, так как значился лишь «приготовишкой» по степени своего посвящения.

Бамбар-биу принял удобную позу и начал крыть, как по писаному, или, точней, по печатному, потому что знания свои заимствовал из книг Спенсера и Гиллена — двух англичан, сумевших 25 лег тому назад втереться в доверие австралийцев и записать все их обряды[5]. Он подробно изложил, смакуя растерянность стариков, как в голодное время года дикари-мужчины, тайно покинув становище, собираются в уединенном месте, чтобы посредством чародейных приемов заставить животных и растения, вернее, их души, усиленно размножаться. Обыкновенно это делается перед весной, когда и без того всякая живность собирается плодиться. Но Бамбар-биу такого разоблачения не сделал, отложив его для другого случая, и ограничился лишь сухим перечнем действий, входящих в обряд интихиума. Он закончил свое изложение обрядовым заклинанием, известным одним старикам, протянув его нараспев:

«Унга мурна окнирра ульквинна!», что значило: да будешь ты есть много пищи!

— Твои духи могучи… — принужден был согласиться Бейяр-вонже и с ним вместе все старики. — Но ведь ты хотел сказать еще что-то…

— Скажу. Только пускай придут все. — И, не дожидаясь разрешения, он огласил воздух призывными криками.

Раньше всех явился Петька, скрывавшийся за ближайшим камнем.

— Ты — белый чертенок, — заметил ему по этому поводу новый чародей, — ты не имеешь права подслушивать тайны взрослых. Подзатыльник бы тебе хороший, боб ты этакий калабарский.

— Ладно, — отвечал ему Петька, — много вас таких с подзатыльниками-то… Хочу все знать. Задаром, что ли, зуб вышибли?

Это был аргумент, к которому он прибегал редко, но который действовал наверняка: Бамбар-биу разевал рот, складывал глаза в щелочки и разражался хохотом. Так он поступил и сейчас.

Подошла вся община.

— Ковровые Змеи, Змеихи и Змееныши! — начал Бамбар-биу свою возмутительную проповедь. — Имею вам сказать добрые вещи, как я сам есть добрый чародей. Давно я желал сделать это, но мне мешал балия Инта-тир-кака. Теперь балии нет, и я говорю. Повторяю вам: нет более ни одного духа на территории общины Ковровых Змей. Я, великий чародей, прогнал их отсюда, потому что узнал, что нет от них пользы… Но старики говорили, что польза есть. Интихиум, сказали они, всегда полезен для общины. И вот — интихиум. Рассмотрим его. Те, кто его совершают, думают, что в общине ни один человек, кроме них, не знает, когда он совершается и для чего. Глубокое заблуждение. Знают все, вплоть до малых ребят, вплоть до шести- и пятилеток. Ипаи, ты ведь знаешь, не так ли?

— Знаю, — пискнул пятилетний дикаренок.

— А ты, Бута, тоже знаешь?

— Знаю, — прозвенел голосок шестилетней дикарки.

Самозваный чародей скроил глумливую физию и продолжал:

— Ах, ах! Оказывается, все знают, вот беда-то!.. Теперь я скажу интересную вещь, которую мне открыли духи «книги». Почему интихиум всегда совершается перед наступлением весны? Почему он не совершается в конце лета, когда животные и растения исчезают и нашим братьям приходится туго перетягивать себе животы? Как было бы прекрасно, когда б во время знойной и засушливой зимы воскресли к жизни растения, расплодились зверьки, размножились птицы. Почему бы нам не совершать интихиум осенью, чтоб зимой не голодать, чтоб жить вместе всей общиной, как живем мы сейчас и будем жить до середины лета, пока знойное солнце не натворит бед на земле. Все знают, что с середины лета мы разобьемся на пары, на тройки, на одиночки, потому что так удобней будет отыскивать редких зверьков и съедобную растительность, почти исчезнувшую. Все знают это ужасное гиблое время года, и вот я предлагаю: если обряд интихиума направлен к тому, чтобы заставить животных и растения усиленно размножаться, предлагаю этот обряд совершать осенью, чтоб не голодать и не гибнуть зимой… Разве это плохо? Пусть скажут…

— Я скажу, — отозвался окни-рабат Бейяр-вонже. — Я скажу. Нельзя делать интихиум осенью, потому что предки наши делали его всегда в конце зимы.

— Ах! Ах! Ах!.. — разахался Бамбар-биу, хватаясь за голову. — Я и забыл: «предки». Так делали наши славные предки, и мы не можем делать иначе… Но ведь есть у нас свои головы на плечах, не так ли?

Тут заволновались все старики:

— Нельзя. Нельзя… Нарушать обычаи предков — преступно. За нарушение обычаев — смерть…

Голубые глаза Бамбар-биу заблестели стеклянными непрозрачными шариками, но на губах его покоилась улыбка.

— Ну, тогда я скажу, — заявил он, — я, человек, в котором живет уйма всяких предков и которому позволено многое, я скажу: старики не хотят, чтобы община наша жила в довольстве, чтобы она имела пищу круглый год, чтобы она не разбредалась на одиночки. Ясно, старики не хотят этого. Теперь мне очень грустно, и я буду молчать…