Под солнцем тропиков. День Ромэна

— Вы будете подчиняться старикам по-прежнему, — твердо и непреклонно отвечал Бамбар-биу, — но с сегодняшнего дня вы свободны в отношении обряда интихиума. Если вас будут звать, не идите, но я думаю, старики наши настолько умны, что сами теперь забросят интихиум и вас к нему, поверьте, принуждать не станут. Что ж касается запретов, то они пока остаются в силе. Я сказал: пока. Когда я узнаю от «книг», что какой-нибудь запрет так же бессмыслен, как и интихиум, я сообщу об этом вам и старикам, и мы сообща изменим или совсем снимем его… Слушайте меня, Ковровые Змеи, сейчас придут старики, я уже^: слышу шуршание их ветхих ног, вы должны встретить их почтительно, как всегда, даже в том случае, если они откажутся перенести интихиум на предзимнее время. Ведь они не отвечают за наших предков, установивших этот глупый обряд, они отвечают только за то, что до сих пор были недостаточно умны, но в этом не их вина…

Пятнадцать стариков, удрученных и взволнованных, показались из-за хижин. Один алатунья Илимми сохранял по-прежнему гордую свою осанку и спокойный взгляд. Их приближение встретили стоя и молча, и в глазах ожидающих горел столь яркий интерес, что сам алатунья, на кого устремились эти глаза, поперхнулся, когда начинал свой ответ.

— Слушайте, братья. Совет стариков с горячим сердцем обсуждал предложение нового чародея. Оно очень заманчиво, это предложение, — наш чародей великого ума человек, но… оно неисполнимо… Если наши предки, которые более велики, чем мы, не могли передвинуть интихиум с одного времени года на другое, тем более не можем этого сделать и мы. Мы боимся, что за такой проступок духи опрокинут страшную свою месть на головы наши и на головы наших детей. Мы отказываемся твердо и навсегда…

— Мы подчиняемся, — за всех отвечал Бамбар-биу, скрывая под маской бесстрастия пламенно-буйную радость победителя.

2. Пионер Петька пионерит

— С твоим прибытием, о пионер, новая эра открылась в жизни моих темнокожих братьев. Знаешь ли ты это, маленький бамбар Петух?

Петька сидел в шалаше между поэтом Дой-ной, оправившимся после ранения, и новоявленным чародеем, который, окончив свою торжественную фразу шутливым вопросом, замкнул уста в ожидании ответа и открыл кожаную сумку-футляр из-под бинокля. Сумка тотчас обнаружила часть своего скромного содержимого в виде инвалидной гребенки и осколка зеркальца.

Петька не спешил с ответом. Сквозь многочисленные вентиляторы шалаша круглая луна пятнала его лицо и грудь холодными серебряно-голубыми зайками, и он думал о луне. О том, как она громадна здесь, под тропиками, как высоко-отвесно подвешен ее диск, как ярок ее свет и как глубоко черен бархат неба, просвеченный миллиардами незнакомых звезд. При свете луны Бамбар-биу свободно делал себе строгий пробор на янтарно-желтой голове, а Петька только что записал в блокноте новые два слова с языка племени Урабунна: «унгунья» — место для собраний мужчин в становище и «эрлукуира» — такое же место для незамужних женщин и детей.

С ответом он не спешил и потому еще, что совсем непонятна была ему торжественная фраза «ветрогона», приправленная шуткой, и потому, что, обследовав мысленно истекший день, он не нашел в нем ни одного признака «новой эры». Очевидно, балия издевался по обыкновению.

Вперив глаза-черносливы в фосфорический клочок луны — в лунное Море Дождей, поэт Дой-на голосил звучную импровизацию:

«Черное небо—
Шкура вомбата.
Светлые дырки —
Звезды-глаза.
Добрые гении
Ирун-таринии
Смотрят на Дой-ну,
Щуря глаза.
Были под небом
Злые орунча:
Мани, Пукидни,
Рлак, Тарада,
Балия Бамбар,
Сильный как биу,
Выгнал орунчей
Не знаю куда.
Черное небо —
Шкура вомбата.
Блестками взоров
Шкура полна.
И среди взоров
Ирун-тариниев
Ходит муж Солнца
Эртва — Луна…»

Песня дикаренка, начавшись два часа тому назад, при восходе луны, вариировалась на ту же тему, и, казалось, конца иметь не будет или закончится на заре, когда поблекнет луна. Петька оторвался от нее. Да. Бамбар сказал что-то о новой эре и ждет ответа. Где ж она, новая эра эта? Смеется он, что ли?

Он еще раз восстановил в памяти минувший день.

С первыми лучами солнца лагерь был на ногах. Ночью заседал тенди — совет старейшин. Обсуждалась необходимость в перемене становища. Вызывали нового балию для дачи своих соображений. Ленивый балия, спросонок злой, говорил там веские слова.

— Дайте мне спать, — говорил он, — мое дело — духи и только. А так как я их прогнал, у меня нет никакого дела. Прощайте. До утра.

Совет тем не менее порешил сменить место стоянки, оскверненное кровью чародея. Размежевание земель между Ковровыми Змеями и Черными Лебедями, по настоянию Бамбар-биу, было отложено. На это у нового чародея существовали какие-то хитрые планы.