Под соусом

— Для начала. Ей-богу, Густав, этот чувак всю смену бегал нюхать кокс! А еще мы думаем, что он украл у Хавьера главный нож.

Густав навострил уши:

— Без дураков? Стащил главный нож Хавьера?

— Тсс! Сюда идет.

— По-твоему, меня волнует, слышит он или нет? Глубоко ошибаешься, малышка.

— Ради всего святого, Густав. Мне с ним работать.

— Не против, если я произведу небольшой… как его там? Обыск внутренних полостей тела?

Я хихикаю:

— По-твоему, он там его прячет?

— А что, некоторым нравится.

— Ладно, — обрываю его я, — пошли внутрь, холодно.

— Он подонок, это ясно. На роже написано. Представляешь, сколько Хавьеру придется пахать, чтобы купить другой нож? А этот отморозок… — восклицает он, когда Дэнни уже в полуметре от него.

— Не поминайте мое имя всуе. — Дэнни улыбается как человек, которому нечего терять. Он сменил белую униформу на свободные брюки и блейзер. Откуда, интересно, у повара деньги на такие стильные тряпки? Собственные ножи у нашего красавца при себе, в красном металлическом ящике с амбарным замком сбоку.

— Дэнни, это Густав, — говорю я, стараясь соблюдать приличия.

Густава моя любезность слегка смягчила, он протягивает руку:

— Здорово, рад познакомиться.

Глаза у Дэнни вращаются, того и гляди из орбит выскочат. Сам он покачивается из стороны в сторону, вытирая поочередно то нос, то уголки рта.

— Поправьте меня, если я ошибаюсь, — начинает он, — но сдается мне, тут попахивает косячком? Что-то я приустал, не отказался бы…

— Нет, — отрезает Густав и обнимает меня за плечи. — Мы с Лейлой как раз о ножах трепались. Ей «Сабатье» нравится, а по мне, так нет ничего лучше «Вустхофа». Ну а ты какую марку предпочитаешь?

Дэнни невозмутим, тема его, похоже, не смущает.

— У меня разные есть. Самый любимый — с зубчиками, без всяких там марок, я его в простом хозяйственном купил баксов за десять.

— Неужели? — говорит Густав. — Он у тебя главный?

— Он тоже. У меня несколько главных.

— Ха, — подытоживает Густав. Мол, вон оно как.

И мы все тупо замолкаем.

— Ты уж прости, Лейла, тебе сегодня из-за меня попало… Сама знаешь, как оно бывает.

— Она, может, и знает, — вмешивается Густав, — а я так нет.

— Значит, ты не работаешь на кухне, — говорит Дэнни, пытаясь таким образом заручиться моей поддержкой. Он и понятия не имеет, что на кухне Густав его может сделать одной левой.

— Разве?

— А что, работаешь?

— Вроде сегодня числился.

— A-а… Ну, тогда ты понял, что я имею в виду.

— Ты это о чем? Не о нагловатых ли новичках с дерьмом вместо мозгов и тягой к сортиру?

Дэнни смеется, причем вполне натурально, без истерических ноток. Не похоже, чтобы испугался. Скорее — в жизни не слышал ничего смешнее. В свете фонаря сизый фурункул выглядит так, будто он над ним поработал.

— Эй, Дэнни, — любопытствую я. — А ты часом не в курсе, что приключилось с той шоколадной звездой?

— А, это… Извини. Хотел попробовать, не думал, что Ноэль так взбеленится. Он какой-то дерганый, скажи?

Да что ты говоришь?

— Ладно, но в следующий раз, если захочешь чего-нибудь попробовать, попроси по-человечески, идет?

К нам приближаются три негра в мешковатых джинсах и гигантских дутых куртках.

— Йоу, Дэнни О! — хрипит один.

— Здорово, Джамал, как она, житуха, братан?

— Ниче, брат, ниче. Готов?

— А то! — заверяет Дэнни. — Рад был и все такое. (Это уже нам с Густавом.) До завтра, Лейла.

— Жду не дождусь, Дэнни.

— Еще бы. — Он прищелкивает языком и подмигивает.

Расставшись с Густавом у «Тайского дворца», я возвращаюсь в бар «Такомы», ополовиниваю бокал розовой «Маргариты» со льдом и ликером «Гран Марнье» и понимаю, что не отказалась бы от мороженого.

— Эй, захвати там кокосового печенья для подружки! — просит Дина.

На кухне Пабло с Хавьером, усевшись прямо на рабочий стол, уписывают цыпленка и запивают колой.

— Qué tal, chica? — интересуется Пабло.

— Bien, — отзываюсь я по пути к холодильнику.

— Necesitas helado para el culo?[16] — с широченной улыбкой добавляет Хавьер.

Это у нас с ним прикол такой. Я как-то призналась Хавьеру, что обожаю мороженое. Он задал дурацкий вопрос — почему, мол? Пришлось сострить: «Полезно для задницы». Теперь при виде меня с мороженым он всегда кивает: «Necesitas helado para el culo?» — и, по правде говоря, это меня уже достает. Не только потому, что мне не очень нравится обсуждать собственную задницу с Хавьером, а потому, что последнее время я совершенно сдвинулась на мороженом, и эта страсть уже сказывается на этой заднице. А остановиться-то сложно… По-моему, я вообще ничего не в состоянии контролировать — ни количество проглоченного за день мороженого, ни карьеру, ни собственную, если на то пошло, сексуальную жизнь. У меня никого и не было после скоротечного романчика в горах Юра с главным кондитером местного ресторана. Он носил очки с темно-зелеными стеклами. Над яблочными пирожными смотрелся не очень, зато в темноте превращался в истинного донжуана. Называл меня своей «американской пра-анцессой». Его карамельные лебеди и хрупкие розочки выигрывали конкурсы. Руки у него были что надо.