— Думаете, у них есть радио? — спросил я у соседа. — Хотя вряд ли. Гидросамолет Фармана и пилота-то с трудом поднимает, не то что радиопередатчик.
— Может, и так. Но с тех пор как появился японский аэроплан, они стреляют всё точнее. Это явно не совпадение. Что это за корабль?
— Наверное, «Неумолимый». У британцев больше нет на Дальнем Востоке кораблей класса «Канопус». Забавно, но не далее как три месяца назад, в Коломбо, меня пригласили на прием на его борту, а теперь они пытаются убить нас, словно мы всю жизнь были заклятыми врагами.
— Это война, Прохазка. Но могу только восхититься британцами — обстрел прямо как по часам, залп каждые пять минут, секунда в секунду. Но почему они не стреляют чаще?
— Наверное, знают, что мы всё равно никуда не денемся и никто не придет нам на помощь, так что они могут оставаться в море и обстреливать нас в свое удовольствие. Хотя должен признаться, я ожидал большего эффекта от двенадцатидюймовых снарядов. Вчера видел несколько воронок у форта Виктория-Луиза. Снаряды сначала глубоко уходят под землю, а потом уже взрываются, и в результате получается лишь узкая и глубокая яма, похожая на дымоход.
— Это точно. Но очень скоро один из снарядов наткнется на склад боеприпасов в самом низу этой ямы, и тогда прощай, форт Гогенцоллерн.
Мы вернулись обратно с мыса, откуда открывался вид на Желтое море. Прошло уже приблизительно две недели с той атаки японцев. Осенние дожди на какое-то время прекратились, и установилась ясная и теплая погода, хотя с каждым днем становилось все холоднее. Но осада никуда не делась, вообще-то за последнюю неделю её линия приблизилась. В отличие от своих коллег в Европе, японские генералы хотя бы уяснили из бойни на Вороньем перевале, что в век пулеметов и многозарядных винтовок массовые атаки пехоты средь бела дня — дело бесполезное и весьма кровавое.
Они, видимо, пока решили, что медленное удушение — наилучший способ управиться с Циндао. Со своей стороны, мы отодвинули линию обороны на несколько километров вглубь, чтобы сократить периметр. Запасов продовольствия и боеприпасов хватит еще на несколько месяцев, но из той малости, что мы могли узнать о ходе войны в Европе, следовало, что никакой помощи мы сейчас не получим. Пройдет несколько недель, может быть месяцев, но немецкая колония Циндао и её четырехтысячный гарнизон обречены сдаться.
В то утро, когда мы вошли в город, он представлял собой крепость в осаде. На каждом углу возвышались баррикады из мешков с песком, в заброшенных школах устроили госпитали, а на улицах не было ни единого человека в гражданском. Весь день и большую часть ночи воздух сотрясался от ударов японской тяжелой артиллерии, обстреливающей форты с берега, а орудия английских кораблей вели обстрел с моря.
После бомбардировки город остался нетронутым, кроме разве что случайных снарядов, поскольку шел 1914 год, и преднамеренные нападения на гражданские объекты для цивилизованных стран находились под запретом. Но фортам в горах вокруг Циндао приходилось все тяжелее, особенно теперь, когда британцы задействовали линкор, орудия которого обладали достаточной дальнобойностью, позволяющей ему бросать якорь вдали от немецких минных полей, вне досягаемости нашей собственной артиллерии, и молотить нас в свое удовольствие.
Мы с моим спутником обсудили эту проблему по пути через город к военной гавани, где «Кайзерин Элизабет» днем отдыхала после артиллерийской поддержки левого фланга нашей обороны.
— Что нам нужно сделать, — сказал он, — так это убрать тот линкор любой ценой. Корабли поменьше не столь дальнобойны, не особо навредят фортам и не осмелятся приблизиться из опасения наткнуться на наши минные поля. Если бы только добраться до британцев...
— Проще сказать, чем сделать. Днём это было бы самоубийством, а ночью в открытом море патрулируют японские эсминцы. Несколько ночей назад один германский миноносец попытался и чудом спасся, вернувшись с изрешеченными как дуршлаги трубами. Корабль никогда не подберётся достаточно близко, чтобы выпустить торпеду.
Собеседник рассмеялся.
— Может, нам стоит попробовать китайскую джонку? Насколько я знаю, местные жители мало обращают внимания на длинноносых и их маленькую войну. Во всяком случае, я часто видел среди военных кораблей джонки, плывущие рядом под парусом, как ни в чем не бывало. Такое ощущение, что китайские капитаны плавают этими маршрутами последние четыре тысячи лет и не собираются их менять из-за япошек и кучки сумасшедших европейцев, воюющих друг с другом. Возможно, нам удастся загрузить торпеду на борт джонки и как-то ночью выползти и попытаться торпедировать «Неумолимый». Если ничего другого не придумаем, то это лучше, чем сидеть здесь и ждать, когда нас возьмут в плен.