Под стягом победным

Failure and recapture were likely possibilities, as his logical brain told him, but secret murder now was not.	Поймать их могут - он не обольщался на этот счет, а вот тайно умертвить - уже нет.
The stealing of the cutter would attract sufficient public attention to make that impossible.	Похищение тендера наделает шуму, после чего убийство станет невозможным.
Already he had bettered his position - he could not be shot as a spy nor be quietly strangled in prison.	Он уже выиграл - его не расстреляют, как шпиона, не удавят тайком в тюрьме.
If he were recaptured now he could only be tried on the old charge of violation of the laws of war, and Hornblower felt that his recent exploits might win him sufficient public sympathy to make it impolitic for Bonaparte to press even that charge.	Если их поймают, то будут судить лишь по старому обвинению в нарушении воинских соглашений, причем весьма вероятно, что после недавних подвигов он предстанет в глазах людей героем, убивать которого Бонапарт сочтет не дипломатичным.
It was time for action now.	Пора было действовать.
He took a belaying pin from the rail, and walked up slowly to the seated pilot, weighing the instrument meditatively in his hand.	Он вытащил из борта кофель-нагель и, задумчиво взвешивая на руке увесистое орудие, неторопливо подошел к лоцману.
"Monsieur," he said, "I want you to pilot this ship out to sea."	- Мсье, - сказал он, - вы поможете нам выйти в море.
The pilot goggled up at him in the faint moonlight.	Лоцман вытаращился на него в лунном свете.
"I cannot," he gabbled.	-Я не могу, - прошептал он.
"My professional honour - my duty -"	- Моя профессиональная честь... Мой долг...
Hornblower cut him short with a menacing gesture of the belaying pin.	Хорнблауэр угрожающе поднял кофель-нагель.
"We are going to start now," he said.	- Мы отплываем немедленно, - сказал он.
"You can give instructions or not, as you choose.	- Вы даете указания, или нет, как хотите.
But I tell you this, monsieur.	Но вот что, мсье.
The moment this ship touches ground, I will beat your head into a paste with this."	В ту секунду, когда судно сядет на мель, я вот этим сделаю из вашей головы крошево.
Hornblower eyed the white face of the pilot - his moustache was lop-sided and ridiculous now after his rough treatment.	Хорнблауэр смотрел на белое лицо француза. Пока того вязали, усы потеряли форму и смотрелись теперь комично.
The man's eyes were on the belaying pin with which Hornblower was tapping the palm of his hand, and Hornblower felt a little thrill of triumph.	Лоцман не сводил глаз с кофель-нагеля, которым Хорнблауэр постукивал по ладони. Хорнблауэр ощутил победную дрожь.
The threat of a pistol bullet through the head would not have been sufficient for this imaginative southerner.	Угроза пустить пулю в голову не подействовала бы на впечатлительного южанина достаточно сильно.
But the man could picture so clearly the crash of the belaying pin upon his skull, and the savage blows which would beat him to death, that the argument Hornblower had selected was the most effective one.	Теперь же тот воображает прикосновение кофель-нагеля к черепу, зверские удары, которыми его забивают до смерти - словом, выбранный Хорнблауэром аргумент оказался наиболее доходчивым.
"Yes, monsieur," said the pilot, weakly.	- Я согласен, мсье, - слабо выговорил лоцман.
"Right," said Hornblower.	- Хорошо, - сказал Хорнблауэр.