Под стягом победным

Sneering, he told himself that he had a coward's mind which could leave the imminence of death out of its calculations because the possibility was too monstrous to bear contemplation.	Он зло сказал себе, что трусливо исключает возможность смерти из своих расчетов, потому что страшится о ней думать.
There was something else he had not reckoned upon lately, too.	И еще кое о чем он давно не вспоминал.
If Bonaparte did not have him shot, if he regained his freedom, even then he still had to run the gauntlet of a court martial for the loss of the Sutherland.	О трибунале, перед которым он предстанет, если не будет расстрелян и выйдет на свободу. О трибунале, который будет судить его за сданный неприятелю "Сатерленд".
A court martial might decree for him death or disgrace or ruin; the British public would not hear lightly of a British ship of the line surrendering, however great the odds against her.	Его могут приговорить к смерти или ославить -британская публика не спустит человеку, сдавшему британский линейный корабль, каким бы ни был численный перевес противника.
He would have liked to ask Phillips, the seaman from the Pluto, about what had been said in the fleet regarding the Sutherland's action, whether the general verdict had been one of approval or not.	Хорошо бы спросить Филипса, матроса с "Плутона", что говорят флотские, оправдывает или осуждает его молва. Но, конечно, это невозможно: капитан не может спрашивать матроса, что думает о нем флот, тем более что правды он все равно не услышит.
But of course it would be impossible to ask; no captain could ask a seaman what the fleet thought of him, even if there was a chance of hearing the truth -which, too, was doubtful.	Его обступали неопределенности: сколько продлится плен, будут ли французы его судить, выживет ли Лейтон.
He was compassed about with uncertainties - the uncertainties of his imprisonment, of the possibility of his trial by the French, of his future court martial, of Leighton's wound.	Даже с Марией все не определенно - родит она мальчика или девочку, увидит ли он ребенка, шевельнет ли кто-нибудь пальцем, чтобы ей помочь, сумеет ли она без его поддержки дать ребенку образование?
There was even an uncertainty regarding Maria; she was pregnant - would the child be a girl or a boy, would he ever see it, would anyone raise a finger to help her, would she be able to educate the child properly without his supervision?	Плен душил его, душила невыносимая тоска по свободе, по Барбаре и по Марии.
Once more the misery of imprisonment was borne in upon him. He grew sick with longing for his liberty, for his freedom, for Barbara and for Maria.	III.
CHAPTER THREE.	На следующий день Хорнблауэр опять ходил по крепостному валу, отведенный ему отрезок, как всегда, охраняли двое часовых с заряженными ружьями, приставленный для охраны субалтерн скромно сидел на парапете, словно не хотел мешать погруженному в глубокую задумчивость пленнику.
Hornblower was walking next day upon the ramparts again; the sentries with their loaded muskets stood one each end of the sector allotted to him, and the subaltern allotted to guard him sat discreetly against the parapet so as not to break in upon the thoughts which preoccupied him.	Однако Хорнблауэр устал мыслить. Весь вчерашний день и почти всю вчерашнюю ночь он в смятении рассудка мерил шагами комнату - три шага туда, три шага обратно - и теперь пришла спасительная усталость, думы отступили.