В приёмной начальника разведки Дунайской армии больше часа дожидался полковника Артамонова средних лет болгарин, худой, как высохший сук, с тёмной, задубевшей кожей. Вся его одежда — льняная рубаха, расшитая в крестик, и латаные, потёртые штаны, ноги плотно обхватывали стоптанные кожаные поршни.
Адъютант начальника разведки читал, делая какие-то пометки, вопросов болгарину не задавал, твердо усвоив, что, если появляются подобные посетители, разговаривать с ними должен только полковник с глазу на глаз.
Посетитель не скучал, не проявлял нетерпения. Усевшись у стены, он дремал. Но стоило скрипнуть двери, как болгарин тут же вскочил. Артамонов широко раскинул руки:
— Здравствуй, Димитр, гость дорогой, здравствуй! В самый раз прибыл. — Пропустив болгарина в кабинет, сказал адъютанту: — Нам кофе. — Сняв фуражку, причесал коротко стриженные волосы: — Рад видеть тебя, Димитр, в полном здравии. В твоих сведениях нужда превеликая.
Кофе пили неторопливо, наслаждаясь. Артамонов задавал вопросы, болгарин отвечал лаконично.
— О чём сообщают Христо Бричка и Энчо Георгиев?
— Им удалось, не вызвав подозрений османов, пройти в самое низовье Дуная, а Живко Нешов пробрался в верховья. Связь держали через голубиную почту. Наши предположения подтверждаются, в районе Систово турки высадки не ждут.
— Почему?
— Дунай широкий и берега крутые.
— А какие силы сосредоточил здесь Абдул-Керим?
— Три табора пехоты в Систово при трёх дальнобойных орудиях да батарею и шесть таборов в Вардимском лагере.
Полковник подошёл к карте на стене.
— Зимница, Зимница. Что же, Димитр, подумаем. А тебе спасибо. Увидишь товарищей, поклонись им. Передай, Артамонов просил их на своей родной земле, в тылу врага быть нашими ушами и глазами. — Прощаясь, обнял болгарина. — Переплывая через Дунай, остерегись.
— Не первый раз. Пусть братушки скорее освобождают нас. Башибузуки свирепствуют, терпение наше иссякло.
— Скоро, скоро уже.
— Помогай вам Господь.
8-й армейский корпус генерал-лейтенанта Радецкого, переправившись через Прут и не встречая никакого сопротивления, продвигался по румынской земле. Встали за Бухарестом, вблизи Дуная. Начало июня выдалось жарким. На горных вершинах таяли снега, а полноводный Дунай местами вышел из берегов, мутной водой затопил прибрежные луговины и тальник.
Фёдор Фёдорович Радецкий проверял готовность дивизий Гурко и Драгомирова к переправе. Осмотром остался доволен. Все подручные средства собраны, осталось ждать приказа. Какая дивизия первой начнёт переправу, ни он, командующий корпусом, ни I Гурко, ни Драгомиров, сопровождающие Радецкого, не знали. Командиры дивизий переговаривались вполголоса:
— Полагаю, Михаил Иванович, Фёдор Фёдорович сейчас гадает, какая дивизия на том берегу окажется.
— Думаю, матушка-пехота.
— Скорее всего так. Тогда нам, кавалеристам, в прорыв идти.
Радецкий остановился за кустарниками, долго вглядывался на ту сторону Дуная, на его ширь, сказал:
— Турок на эту преграду уповает, а мы его проучим. Думаю, недолго ждать... Вы, господа, оба на главном направлении.
— Почтём за честь, Фёдор Фёдорович.
13 июня разыскал Радецкого фельдъегерь штаба армии поручик Узунов, вручил пакет строгой секретности. В нём генерал-лейтенанту Радецкому поручалось начать переправу через Дунай в ночь с 14 на 15 июня.
Тут же приписка главнокомандующего: «Полагаюсь на вас, Фёдор Фёдорович, и на русского солдата. Дай Бог вам удачи».
Прочитал Радецкий, поднял глаза на поручика:
— Как фамилия?
— Узунов, ваше превосходительство, — подтянулся Стоян.
— Узунов? — переспросил генерал. — Не покойного ли графа Петра Васильевича сын?
— Внук, ваше превосходительство. Лицо Радецкого посветлело:
— Знавал я вашего деда, служил у него. Вы что же, при штабе главнокомандующего состоите?
— Никак нет, ваше превосходительство. Прикомандирован от болгарского ополчения при ставке главнокомандующего, имею разовое поручение.
— Прекрасно. Особенно если в деда удались. — И уже уходившему Стояну сказал: — Советую вам, поручик, задержаться в дивизии генерала Драгомирова. Не пожалеете...
14-я пехотная дивизия генерала Драгомирова и приданные ей подразделения подтягивались к Зимнице скрытно, ночью. Генерал Драгомиров наказал:
— Огней не разводить, передвижение без песен и барабанного боя. А по прибытии на место соблюдать меры предосторожности: кучно на Дунае не появляться, артиллерию и понтоны маскировать в улицах, у реки, коней на водопой водить малыми партиями.
Для себя Драгомиров облюбовал квартиру в Зимнице, что выходила окнами на Дунай. Солдаты выставили рамы, и генералу — обзор противоположного берега полный.
Ночью слышно, как в Систово гуляют в ресторане турецкие офицеры, перекликаются караульные солдаты. Систовский гарнизон не велик. Не ждут турки переправы. «Это и хорошо, — думает Драгомиров, — меньше крови будет».
А сердер-экрем Абдул-Керим-паша, главнокомандующий турецкой армией, лично провёл рекогносцировку этой местности, после чего уверенно заявил: «Скорей у меня вырастут волосы на ладони, чем русские здесь переправятся через Дунай».
Но дивизии Драгомирова и Гурко уже изготовились.