Под стук колес

Ксения стояла поодаль и, чтобы не рассмеяться, так и не отнимала воротник от лица. Юдин неумело пререкался. В другое время он взял бы покруче и не выбирал слова. Впрочем, решила Ксения, в другое время он и не пошел бы в кафе, а прихватил бы бутылку и банку кильки в томате, сел с друзьями где-нибудь в гараже, подальше от женских глаз и ушей, и всласть склонял неповоротливое начальство, жаловался на отсутствие запчастей к машине или сетовал на разногласие с детьми.

Ксения хорошо знала городские кафе и ожидала такого приема. Даже когда на нее из-за прилавка упал неодобрительный взгляд, она не испытала ни чувства стыда, ни неловкости, — лишь молча веселилась. Рассерженный Юдин потянул ее в кафе через улицу. Там повторилось то же самое.

— Красивую жизнь ищут в ресторанах, — кинули из-за стойки и отвернулись.

— Я же у вас, в конце концов, не черной икры прошу! Обыкновенных яблок! Согласен на уральские, только вымойте.

Маленькое смуглое лицо обиженно взошло над стойкой:

— Да поймите вы, молодой человек, нет у нас ничего!

При словах «молодой человек» Юдин смущенно заморгал, и всю его самоуверенность как рукой сняло. И Ксения внезапно зашалила.

— Не волнуйтесь, — сказала она приветливо. — Мы из народного контроля, очередная проверка. А вам, Игорь Леонидович, не к лицу всех разыгрывать. Это уже перестает быть смешным — в каждом кафе одно и то же. Извините, Любовь Петровна.

— Так бы и сказали, что народный контроль, — отходчивым голосом откликнулась смуглолицая. — Актер, что ли? Садитесь вон в тот угол.

Юдин шепотом спросил, откуда Ксения знает эту женщину. Ксения взглядом показала на табличку: «Вас обслуживает Любовь Петровна Шмыгина».

Через пару минут они уютно сидели в дальнем углу почти пустого кафе. В бокалах искрилось шампанское, в маленькой тарелке лежало несколько засахаренных ломтиков лимона — все, что нашлось в холодильнике.

— Однако вы бывалая женщина, — восхитился Юдин. — Вот уж не ожидал.

— Это я с перепугу. Вдруг бы вы меня потащили в такой холод еще куда-нибудь. Признаться, я так озябла, что предпочла бы стакан горячего кофе.

— Но я боюсь подходить к стойке! Что, если попросит удостоверение контролера?

— Меня это не касается. Вы хотели в кафе? Я вам помогла. Дальше полагаюсь на вашу мужскую находчивость.

Юдин и Ксения разговаривали вполголоса и сидели с самым серьезным видом, пересмеиваясь только глазами. Они, как два бедокура, остерегались смотреть в сторону стойки. Юдин даже сел к ней спиной, а Ксения порой выхватывала молчаливое невнимание смуглолицей женщины в кружевном колпаке-цилиндре.

Разговор складывался лохмато и вяло, из случайных вопросов, которые слетали с языка лишь затем, чтобы срочно залатать то и дело возникающие паузы.

— Что вынесли с конференции, Игорь Леонидович?

— Что надо хорошо работать, Ксения Антоновна.

— А с прошлогодней?

— Что сегодня работать надо лучше, чем вчера.

— Не много, но уже кое-что.

— Неужели бывает меньше?

— Мои соседи, например, все четыре часа проиграли.

— Во что?

— В «балду».

— Что это такое?

— Классическая игра прозаседавшихся. Неужто не знаете? Боже, какая невинность! Вы кто?

— В каком смысле?

— Какой вы пост занимаете?

Юдин на миг прижал к губам край фужера и нехотя, чуть помедлив, ответил:

— Начальник цеха.

— Поразительно. Как вы поднялись на такую ступень и прошли мимо «балды»? Неужели ни разу не тянуло спать на заседаниях?

— Вы меня совсем заинтриговали.

Ксения вырвала из рабочего блокнота лист, набросала карандашом сетку, внесла первое слово и объяснила игру, знакомую со студенческих лет.

— Гениально, — ухмыльнулся Юдин и, издеваясь над собственной неосведомленностью, примолк в поиске хода. Карандашом он мелко постукивал по столу, и женщина за стойкой, если раньше, может, и сомневалась, то теперь, конечно, поверила, что в дальнем уголке кафе сидят деловые и чем-то очень озабоченные люди.

Ксению забавляла собственная шалость, нравилось ничегоневедание смуглолицей, а глоток шампанского и сосредоточенное молчание Юдина сняли скованность. Она обнаружила, что нет в ней желания ни нравиться ему, ни оттолкнуть его. Бился в глазах лишь интерес: что с ним сталось и кто он сегодня. Вспомнились прочитанные где-то недавно строки: «Лица у людей являют неугасающую магию и притягивают воображение». Кажется, так говорил кто-то из Рерихов, то ли отец, то ли сын. Лицо Юдина притягивало, и Ксения старалась угадать, что у него на уме и что на душе. Не угадывалось. Зато ясно виделось другое: его совсем не занимала карандашная сетка на блокнотном листе. Думал он о своем, а бумага позволяла сидеть с опущенными глазами и молчать. Юдин сутулился, плечевые швы пиджака сползали вперед. Почти не верилось, что это он прочертил утром фойе Дворца молодцеватым шагом. Желтые мешки под глазами тяжелили лицо. Как могли у столь неулыбчивых губ наметиться вертикальные, самые вредные, с точки зрения женщины, морщинки?