Вылез обратно на берег, как раз возле нашей плантации, и представил, что сейчас конец августа, дача, урожай картошки требует крестьян. Местные крестьяне на меня даже не посмотрели, да и работой они сильно не увлекались, больше отдыхали, трепались, курили и пили. Глядя на ленивых заключенных, кое-как, между делом ковыряющихся в земле, я им даже посочувствовал. Ну разве такой труд будет в радость?
Мешок чамба я набрал за пятнадцать минут — ближе к берегу он рос особенно крупный и качественный. На меня поглядывали, как на идиота, но никто и слова не сказал, словно их это не касалось. Наивные, скорость работы в коллективе всегда определяется самым активным работником.
Возле гравиплатформы толстяка уже не было. Здоровый бугай с татуировкой подгорающего быка на шее что-то помечал в тонкой книжечке пишущей палочкой, комму не доверял, а двое подопечных сортировали сборщиков. Те, кто, видимо, уже сделал достаточный взнос в общак, беспрепятственно клали груз на весы и отмечались, ну а лентяям и жадинам доставались пинки и билет на еще один сбор урожая.
Я подошел и протянул мешок старому знакомому, тому, который мне пистолет-топо подарил. Еще и улыбнулся по-дружески. Того аж перекосило, мужичок подбежал к бугаю, что-то зашептал тому на ухо, показывая на меня пальцем. Учить и учить его хорошим манерам.
Бугай внимательно выслушал подручного, а потом практически с места, без разворота залепил тому кулаком в ухо. Стукача снесло метров на пять, он валялся на земле, даже не пытаясь подняться, я уже было подумал, что — все, нового приемщика придется искать.
— Вставай, — главный подошел, пнул лежащего ногой. — Работа не ждет.
Тот кое-как поднялся. На бугая смотрел со страхом и почтением. А на меня — с ненавистью. Словно это я его стучать научил. Отряхнулся, и подволакивая ноги, отправился дальше сортировать урожай.
А бандит подошел ко мне.
— Петракис, — протянул он мне лопатообразную ладонь.
— Марк. Но все меня здесь зовут просто эмпо, — тряхнул я руку нового знакомого.
— Ты из аэтосов? — бугай поскреб шикарную черную шевелюру.
— Нет, я сам по себе.
— Ясно, — протянул Петракис с сомнением. — Ты точно хочешь отдать этот мешок?
— Ну тут вроде такой порядок. Или нет?
Получивший в ухо подручный, уже оклемавшись, подошел к нам, не слишком близко, чтобы не нарваться на очедной удар.
— Петракис, скажи ему, пусть топо вернет, — злобно глядя на меня, потребовал он.
Петракис, чуть наклонив голову, вопросительно взглянул на меня.
— Нет, — решительно отказался я.
— Нет, — повторил за мной бандит. — Иди работай, Че, вечером решим, что с тобой делать. Эмпо, значит. Хорошо. Мешок можешь положить на платформу.
И повернулся ко мне спиной, показывая, что разговор окончен.
Следующие два дня ничего из ряда вон выходящего не происходило. Утром я вместе с остальными зэками завтракал, единственный бесплатный прием пищи состоял из фиолетового пюре с фруктовым вкусом и запахом клубники, большого куска натурального мяса, пресной булочки и огромного стакана апельсинового сока. Что все больше и больше убеждало меня в мысли — местная исправительная система серьезно лажает, с такими условиями вся планета захочет на каторгу отправиться.
Потом шел и себе в удовольствие накапывал шесть мешков чамба. раньше к сельхозработам и не подошел бы на километр, а тут втянулся. Технология-то простая, схватил растение за деревянистое основание, легонько провернул, вытянул из болота. Главное — делать все нежно, без рывков, чтобы урожай не остался целиком в трясине. Мелкие клубеньки по любому там застрянут, и дадут побеги уже через пару недель, а крупные прочно держались на теле растения. Потом их надо было оборвать, сложить в мешок, отнести на платформу. Меня уже знали, пропускали без очереди. Каждый день распорядитель менялся — четыре банды, контролировавшие зону, чередовались. Подручный Витора, Эфия, рулил процессом на второй день, и по знакомству не только пропускал меня вперед, а еще и подгонял платформу поближе к тому месту, где я копал.
А через пару часов работы я шел купаться и отдыхать. Меня один раз пытались остановить, открытым текстом сказав, что рабочий день — шесть часов, и с меня еще двенадцать мешков, но тут уже остальные заключенные чуть ли не взбунтовались, испугавшись, что на их долю чамба не останется. Ну и дерево я выстрелом разнес, исключительно чтобы этот ненужный спор прекратить.
Я уходил все дальше от поселения, пока не нашел идеальное место — бухту с белоснежным песком, небольшим водопадом, падающим с трехметровой высоты, и кристально чистой морской водой. До глубины надо было идти с десяток шагов, потом основание острова обрывалось вниз, сразу на двадцатиметровую глубину. И если окунуть голову, не закрывая глаз, то дно было видно в мельчайших подробностях. В первый раз, когда я его обнаружил, восторгу не было предела, и накупался, и належался на песке, а под бьющей сверху струей воды постоять — это ж колоссальное удовольствие.
На следующий день я понял, что, к сожалению, не я один так думаю.