Вот уже полтора месяца, как по всем отчётам вырисовывалась следующая картина: «интерфейс полностью изучен, система интерпретации координат почти завершена, осталось лишь доделать самую малость». Лаборанты в один голос твердили, что запускать точку можно хоть прямо сейчас, не хватает только некоторых простейших расчётов, которые Шепард сделал ещё давным-давно.
Мы сначала на такое положение вещей не реагировали, давая исследователю время подтянуть все упущения. Однако в итоге моё терпение лопнуло и, с одобрения Штаба, я назначил предварительные испытания на ближайшую субботу. На врученный приказ Шепард смотрел как на фотографию мамы, которую отвинтили с надгробия и похабно разрисовали. Я, было, настроился выслушивать забавные отговорки, но он только кивнул и тихо ответил: «Так точно».
В ночь с четверга на пятницу он вошёл в «мавзолей» – укреплённое здание, внутри которого располагался бокс со стенами метровой толщины, хранящий в себе прыжковую точку. При себе он имел объёмный рюкзак «с оборудованием», как было пояснено караульному. Поверхностный досмотр выявил кучу осциллографов, мультиметров и прочих изерительных приборов, некоторые из которых были в нескольких экземплярах. Тщательным досмотром пренебрегли – как я узнал позже, Шепард завёл себе мерзкую привычку поднимать шум и скандалить каждый раз, как его вещи раскручивались чуть не до винтиков, чем и отбил у караульных желание выполнять свой долг в полной мере.
Пока он находился внутри, караульный наблюдал за действиями исследователя через бойницу. Он смотрел, как приборы закреплялись в разных местах Точки, соединялись между собой, подключались к одному маленькому приборчику, и внезапно понял, что увиденное совершенно не напоминает обычные ритуалы с измерительной аппаратурой. Зато очень похоже на минирование объекта для разового подрыва с гарантированным разрушением.
Караульный окликнул Шепарда, приказав ему остановиться, в ответ на что учёный начал пререкаться и запускать Точку, утверждая, что ему нужно произвести последние замеры перед демонстрацией. Тогда караульный взял его на прицел и приказал прекратить работу, убрав руки от аппаратуры. Шепард медленно повиновался, пока рамки точки расходились, растягивая вширь Врата. А затем сделал шаг и исчез навсегда.
Проверка корпусов измерительных приборов выявила более двадцати килограмм тротила.
Глава 7
Феникс расправил крылья
Восьмой этаж. Девятый. Десятый. Вот и вершина Башни Феникса. Двадцать лестничных пролётов и никакой отдышки – я так часто поднимаюсь на крышу, что эта нагрузка уже давно стала незаметной. Вид, который открывается отсюда, стоит восхождения. А та радость, которую он доставляет сердцу и вовсе бесценна, но это часть платы за все наши труды на протяжении последних двух с небольшим десятилетий. Дышать вольным ветром, наблюдать, как с каждым месяцем город растёт, крепнет и хорошеет, ощущать, как прямо на глазах увеличиваются наши силы… Не знаю, что может сравниться с этим удовольствием.
На крыше всегда людно. Кто-то назначает здесь встречи, кто-то приходит в свободное время посидеть с книжкой или, как я, безо всякого повода приходит просто насладиться зрелищем. На севере и на востоке из-за городской стены торчат жёлтые стрелы кранов, они то и дело шевелятся, перемещаются, выдвигаются и втягиваются, выполняя свою работу. Пространства внутри нашей девятикилометровой стены уже не хватает и вскоре её придётся переносить и удлинять – благо, сделать это не так уж и трудно.
На другом берегу реки уже заканчивали расчистку новой строительной площадки и начинали свозить тяжёлую технику. Совсем скоро там у нас появится своя небольшая промзона, а потом и она, наверняка, увеличится до размеров огромного комплекса, накачивающего стальные мышцы восстающего из праха Человечества. Это сравнение вовсе не было таким уж глупым. Протянувшиеся во все стороны провода восстановленной телефонной связи, соединявшие нас с каждым посёлком, были нервами одного большого организма. Раскинувшиеся уже на пределе видимости возделанные поля – это наша крепкая плоть. Стоящие ровными рядами солдатские бараки и офицерские корпуса – наши крепкие руки. Административный квартал с научно-исследовательским центром и великолепной Башней Феникса стал мозговым центром. Так, день ото дня, взрослел и мужал наш прекрасный Солис.
Долгое время Город в названии не нуждался, путать его было не с чем. Имена собственные носили наши многочисленные кормушки, разбросанные по всему Уралу. А вот слово Город всегда произносилось эдак со значением: сразу становилось понятно, что он не чета всем другим поселениям, живым и мёртвым. Но чем больше наше общество, начинавшееся с объединения нескольких отрядов численностью в сотню человек, развивалось, тем сильнее нам не хватало всего полагающегося полноценному государству: названия и герба.