Под тенью феникса

-Поддерживаю – поспешил вставить Ерш.

-Кого именно казнить? Весь отряд или только зачинщиков? А что делать с остальными? И сколько их, этих остальных?

Все взгляды устремились к Палычу, вывалившему сразу столько вопросов. Опершись на трость, он тоже встал, но выходить к центру залы не стал, продолжив с места:

-Вы понимаете, к каким последствиям это может привести? Устраивая массовые репрессии, мы, во первых, открыто признаем, что в нашей армии могут случаться серьезные мятежи. Во вторых, показываем, что серьезно боимся их. И в третьих, даем будущим смутьянам идола, погибшего борца против системы Ацтека.

Бред? Для всех нас, собравшихся сегодня здесь за этим столом – безусловно. Но для рядовых бойцов, многие из которых еще прошлым летом за коровой кизяки убирали, это может стать красивой романтической идеей. Сами ж были молодыми, вспомните, сколько дурного энтузиазма вызывали всякие разговоры о сопротивлении, о бунте как таковом. Я готов спорить, что половина из вас превратилась, в свое время, в атаманов, очень вовремя сбросив с насиженного места своего поселкового князька. И сделали вы это вместе со своими сторонниками, которых сначала было тоже совсем немного.

Сейчас кучка беспредельщиков не может представлять для нас опасности, но она может подать пример другим горячим головам, в которые пока еще слишком часто ударяет подростковая моча.

Уничтожим один очаг, но сколько их может появиться в дальнейшем? Пацаны поймут, что под них копает разведка, и оттого станут более осторожными. Чтобы опережать их, нам придется все больше и больше сил тратить на внутреннюю безопасность -но кто знает, как долго мы сможем заниматься этим?

Нам нужно бороться с самим явлением бунта, предвидеть и отсекать все его метастазы, понимаете?

Нельзя принимать вот эту дурную игру, нужно перевернуть стол и швырнуть карты в морду сдающему! Я закончил.

-Дело говоришь, Палыч – заметил Томми. Его глаза снова начали сужаться в сверкающие хитростью щелочки -На корню проблему решать надо. Любезные судари, вы согласны?

Собрание одобрительно загудело. Монгол нахмурился и взгляд его заметался по лицам присутствующих. Палычпо своему обыкновению смотрел прямо в стол и поглаживал бороду, которая стала уже совсем белой, с отдельными прядями мышиного цвета. Томми схватил чью-то чашку, опрокинул в себя остатки плескавшегося в ней жидкости и громко хлопнул ею о блюдце: -Что ж, отлично! В кои-то веки по первому же замечанию у нас образуется полное единодушие взглядов. Я так понимаю, что вас уже распирает от замечательных идей. Давайте, кто первый оккупирует наше внимание?

Удивительным образом каждый из присутствующих нашел с кем переглянуться.

-Ты же к чему-то ведешь, да? – пробасил с другого конца стола Велес.

-Веду, конечно. У нас есть замечательная абстрактная мысль, а конкретики не хватает. И кажется мне, что ранее никто обо всем этом не задумывался, верно? На одном благоразумии Палыча далеко не уедем.

-Так ведь и задумываться раньше не с чего было…

-Конечно не с чего. И вот смотрите какая ситуация получилась – меньше двух дней в запасе, а мы, оказывается неготовы!

-Томми, при всем уважении, ты перегибаешь палку – снова подал голос Ерш – Мы, конечно, понимаем твою нервозность. Но, черт побери, мы обычные люди, а не какие-нибудь ясновидящие.

И ничего странного в том, что никто ничего не придумал по вот этой, только что всплывшей, теме нет! Может, хватит срывать злость?

-Знаешь, я недавно вычитал одну мысль – Томми снова взялся за чашку с чаем, на этот раз за мою

– Не ахти какая свежая, но точная. Так вот: «Любое обобщение является ложью, и всякий, кто произносит слова “все, всегда, никто, никогда” и так далее, лжет вам в глаза». И хрен с ним, что это утверждение противоречит само себе… Так вот, судари, если вы расписались в своей беспомощности, то послушайте, что скажут те, кто думал раньше и видел дальше вашего. Феликс!

Я поднялся со своего места, испытывая жуткое неудобство. Со стороны Томми было очень грубо вот так противопоставить меня всему коллективу, он явно распалился. Быстрее и неожиданнее, чем раньше. Ну да: ночь, стресс. Надо будет потом с ним об этом поговорить. Ни с кем другим командор свои психологические сложности не обсуждает…

Наш разговор почти двухлетней данности не остался всего лишь пустыми словами. Мы достаточно часто возвращались к этой теме, говорили долго и с увлечением. На фоне достаточно спокойной ситуации в армии, это стало чем-то вроде нашего хобби: со всей серьезностью прорабатывать сценарии предотвращения катастроф, которые могут никогда не произойти. Мы не относились к этому чересчур серьезно, и, вероятно, оттого мыслили более раскованно и смело.

Мы цитировали классиков, со снобистским наслаждением анализировали вслух исторические события, потрясавшие крупные и не очень империи, и так постепенно пришли кединой точке зрения.