Под цикадным деревом

Меня очень смущают яйца. Нарисуй на яйце лицо — и оно превратится в идеальный череп. Цвет у яйца странный, не могу вспомнить в природе ничего похожего, кроме человеческой кожи. У яиц может быть совсем разная текстура, смотря как их приготовишь. Для домашней пасты их требуется сотня. Мягкие, липкие, нежные и в то же время склонные к самоубийству. Никогда не оставляйте яйцо на столе без присмотра.

Мы с напарницей разбили «младенца» в последний день. Меня не волновала итоговая оценка, я просто старалась его не трогать, а она положила яйцо в пластиковый стаканчик и время от времени на него поглядывала.

В конце концов она его уронила. Помню ее раздраженное выражение лица.

— Учительница заставит нас мыть пол. И точно не поставит пять с плюсом.

Я даже не взглянула на желтую сопливую лужицу. Мне хватило звука, с которым яйцо разбилось. Внутри у меня что-то оборвалось. Дома я безутешно плакала, мама и тети пытались меня утешить, а бабушка Бьянка даже купила упаковку яиц, с которыми я могла обращаться как с младенцем.

Когда я увидела яйца, меня стошнило прямо в постели.

А потом мы собирали с учительницей капсулу времени.

Учительница добыла серебристого цвета капсулу, похожую на те, в которые кладут лекарства, только большую. Она раскрывалась пополам, а когда закрывалась, то по форме напоминала… яйцо.

Мы сложили в капсулу несколько предметов, которые нашли в классе: коробку мелков, фенечку, сплетенную с учителем на уроке труда, несколько рисунков, письмо для учеников начальной школы из будущего, которое мы писали все вместе. Я всего лишь поставила свою подпись, но письмо писали от лица всех. Потом учительница опустила яйцо в яму на школьном дворе и закопала его.

В этот раз меня не рвало, я ощутила только неминуемость смерти.

Теперь пришла пора открыть еще одну капсулу времени. Мне стало нехорошо, совсем нехорошо. Тонкий слой картона отделял меня от прекрасного создания, в котором еще несколько дней назад теплилась жизнь, которое шевелилось, удивлялось самому своему существованию и в то же время прекрасно чувствовало каждое перышко, выросшее из его кожи. Эдакий новорожденный птенец.

— Может, откроем? — Джада зашла ко мне в комнату. Одна из ее тугих крашеных кудряшек раскачивалась у меня перед носом. Мне не оставалось ничего другого, кроме как довериться ей, приехавшей с другого конца света, чтобы стать моей опорой.

Я поставила коробку на постель между нами. Должно быть, она уложила тетушек спать.

— Твоя мама мне все рассказала. У тебя теперь есть дом.

— У нас есть дом, — поправила ее я.

У Джады на глаза навернулись слезы, но она продолжала мыслить ясно. Иногда она напоминает старуху, запертую в молодом теле.

— Подожди. Сначала тебе нужно найти Лоренцо.

Я улыбнулась.

— Нам нужно найти Лоренцо.

Джада вскочила на ноги и закружилась в карибском танце.

— Muito legal![5] Почему ты сразу не сказала, что тебе нужна помощь?

— Мне казалось это само собой разумеющимся.

Она замерла.

— Большая ошибка, querida[6]. А теперь давай все-таки откроем коробку.

— Не уверена, правильно ли я поступаю, открывая в первую очередь ее.

— Что ты имеешь в виду?

Джада снова уселась на кровать.

— Мне кажется, с точки зрения историка нужно опираться на последние достоверные документы, которые у меня есть.

— А какие у нас последние достоверные документы?

Я помолчала пару секунд.

— Завещание тетушки Эвтерпы.

Джада встала и подтянула джинсы.

— Которое, если я не ошибаюсь, ведет нас прямо в Брешию, к монахиням, так?

— Да.

Я взяла копию завещания и прочитала: «Детский приют при монастыре служанок милосердия святой Марии Крочефиссы Ди Розы».

Джада хлопнула в ладоши — один-единственный раз.

— Прекрасно. Тогда вперед, начинай собирать вещи. Мы едем в Брешию.

Мне не хватило духу поднять на нее глаза.

— А как же твоя работа?

— Carinha[7], — ласково ответила она, — ты историк, предавайся размышлениям, об остальном позабочусь я.

Прежде чем бросить маму дома одну, я включила компьютер и начала искать в интернете Лоренцо Флавиани.

Незадолго до этого я поговорила с мамой.

— Ты знала, что у тебя есть брат?

Новость о моем отъезде расстроила ее, она раздраженно протирала столовые приборы и стаканы.

— Я не это имела в виду, когда говорила, что тебе нужно стать более самостоятельной. Переехать в другой дом, вот так, ни с того ни с сего… для тебя это чересчур, — сказала она, не оборачиваясь. — Но да, я знала, что у меня был брат. Когда он родился, я была совсем маленькой, мне было два, может, два с половиной года… Я была уверена, что он умер во время или сразу же после родов.

— Почему ты никогда не рассказывала мне о нем?

Мама повесила кухонное полотенце на ручку двери и тщательно разгладила на нем складки.

— Не знаю. Может, потому, что не слишком приятно представлять себе мертвого младшего брата, жизнь, которую он мог бы прожить… А может, потому, что его словно никогда и не существовало, по крайней мере для меня, ведь я была маленькой.

— Тетушки никогда не рассказывали о нем?