– Я не хотел обременять тебя этим, Эмма. Тогда я надеялся, что мы станем… ближе друг другу.
– Филип…
– Нет, не говори ничего. Теперь я вижу, что мои мечты были напрасны. Тебе нужна другая жизнь, не та, которую мы могли бы вести вместе. Я хотел забыть об этом векселе, но…
– Но что, Филип? Мне кажется, мы должны быть откровенны друг с другом.
Филип кивнул. Его лицо все еще было мрачно.
– Да. Правда состоит в том, Эмма, что для выкупа этого векселя я потратил большую часть наследства, доставшегося мне от матери. Герр Готтфрид – человек решительный и без колебаний предъявил бы этот вексель к оплате, тогда у Генри начались бы проблемы. Генри клялся и божился, что вернет мне деньги, но он умер раньше, чем успел это сделать. Так что теперь я оказался в довольно сложной ситуации…
– Ты приехал просить меня оплатить долг Генри? – поинтересовалась Эмма.
Да, видимо, ей не скоро удастся забыть о прошлом.
– Я приехал, чтобы узнать, как ты относишься ко мне, Эмма. Испытываешь ли ты ко мне какие-нибудь чувства, – ответил Филип. – Теперь я вижу, что нет. Если я не могу рассчитывать на это, я должен получить что-то взамен. Мне нужны деньги.
Эмма уставилась на мятый листок. Сумма была действительно крупной, больше, чем у нее было, даже с учетом ее доли от наследства матери. А ведь она собиралась потратить ее на покупку книжной лавки… Подумать только, она так старалась выплатить все долги Генри после его смерти, что осталась ни с чем. У нее даже не было денег на возвращение в Бартон, пришлось просить у сестры. Филип никогда не говорил ей об этом векселе, но у Эммы не было причин сомневаться в его подлинности. Филип помог Генри, выручил его из беды. Но зачем он привез вексель ей?
Эмма посмотрела на Филипа и увидела перед собой незнакомца. Он безучастно смотрел на нее, и лицо его было словно высечено из гранита. От веселого, жизнерадостного кузена Генри не осталось и следа.
– Мне очень жаль, – медленно проговорила Эмма. – Генри был легкомысленным человеком. Тебе надо было раньше рассказать мне.
– Наверное. Но, как я сказал, у меня были определенные надежды.
А теперь, когда он понял, что Эмма никогда его не полюбит, решил взвалить на нее это бремя? Эмма и представить не могла, что отношения между ними могут так стремительно перемениться. Она не знала, что ей делать.
– Боюсь, я ничем не смогу тебе помочь, Филип, – сказала она. – Ты же видишь, как я тут живу. Практически завишу от сестры.
– Но она, конечно, в состоянии помочь тебе оплатить долг чести твоего супруга? В конце концов, она замужем за графом.
Да, Джейн и Хейден, наверное, могли бы помочь. Но Эмма содрогалась при одной мысли о том, что ей придется рассказать им обо всем. Да и как она могла просить их о помощи после того, как заявила, что отныне будет сама заботиться о себе? У них и так хватает хлопот с близнецами и новорожденной малышкой. Малышка Эмма. Остается надеяться, что она не будет похожа на свою непутевую тетку.
Эмма должна была сама найти выход. Не может же Филип забыть об их былой дружбе?
– Я не могу просить Джейн, – сказала Эмма.
– Правда? Я думал, семья для того и существует, чтобы было к кому обратиться за помощью. Генри всегда так говорил. Вот почему я старался помочь ему, поддержать его, даже в ущерб себе.
Эмма кивнула. Она хорошо это помнила. Ночи, когда Филип приводил Генри домой, совершенно пьяного и без денег. День, когда Филип пытался отговорить Генри от дуэли. Впрочем, Эмма так же хорошо помнила, что именно Филип по большей части и вовлекал Генри в неприятности. Ему куда лучше, чем Генри, удавалось эти неприятности находить.
– Джейн и так мне очень помогла, – ответила Эмма.
– Тогда, может быть, стоит рассказать ей и ее мужу о герре Готтфриде и его друзьях, – твердо сказал Филип, – и об обстоятельствах, при которых был выписан этот вексель. Ты, конечно, помнишь, Эмма?
Эмма покачала головой, страшась вспомнить ту ночь. Это было в Бадене. Она решила пойти в казино вместе с Генри, надеясь, что ее присутствие удержит его от безрассудств. Стоит ли говорить, что ее надежды не оправдались. Герр Готтфрид и его распутные друзья делали ей ужасные предложения на немецком, которые Эмма едва понимала… до тех пор, пока один из них не схватил ее за руку и не усадил к себе на колени.
А Генри… он лишь смеялся, изрядно накачавшись виски, и спрашивал у немцев, сумеют ли они позаботиться о его жене. Эмма влепила своему обидчику пощечину и убежала, вслед ей летел грубый хохот.
Филип проводил ее домой. В ту ночь в Эмме умерли всякие чувства к Генри.
Ей было нестерпимо стыдно при мысли, что Джейн может узнать эту историю, узнать, какую жизнь Эмма вела в Европе, какие люди ее окружали. Она никогда не рассказывала сестре о случае с мистером Милном, школьным учителем танцев, и была полна решимости скрывать печальные подробности своей жизни с Генри. Достаточно было того, что Джейн уже знала.