Под Варды синими сводами (СИ)

Как бы ни было, а гулять в полном одиночестве и вправду оказалось очень полезно. Так, шагая по одному ему ведомым тропам, или даже без всякой тропы, углубляясь в чаши, Трандуил мог размышлять обо всем, что окружало его, да и том, далеком, что было безвозвратно потеряно или недосягаемо теперь для него.

Бродя по своему лесу, его Владыка никогда не был по-настоящему один. Его окружали многочисленные лесные обитатели — звери и птицы, ставшие с некоторых пор для него милее всех прочих собеседников. Они же признавали его своим Владыкой, выполняя его просьбы и поручения.

Во время этих прогулок он позволял себе ненадолго снова превратиться в Лиса, и его мысли переносились далеко от чащ Темнолесья как в пространстве, так и во времени. Он умел ступать неслышно даже по опавшей осенней листве и растворяться среди стволов вековых деревьев, тая в воздухе, подобно видению или мороку.

В высоком стройном эльфе, одетом в дорожный костюм лесного странника и уверенной пружинящей походкой идущем через заросли, нельзя было узнать надменного и гордого Таура Великого Леса, Трандуила, сына Орофера. Восседая на стоявшем на возвышении троне парадной залы и принимая посланников Лотлориэна или Имладриса, Владыка Трандуил представал своим гостям совсем иным. Он сидел, гордо вскинув острый подбородок, смотря на них сверху вниз своими прекрасными глазами, подобными двум прозрачно-зеленым топазам, одетый в парчовый кафтан серебристо-голубого цвета, богато расшитый серебром и бриллиантами. Высокие черные сапоги на его стройных ногах начищены до блеска, кроваво-алая тяжелого атласа мантия, ниспадая с правого плеча, пышными тяжелыми складками раскинулась вкруг трона. Пальцы унизаны перстнями, в левой руке драгоценный жезл, вырезанный из бука и украшенный извилистыми ветвями белого золота с блистающими среди них ягодами из самоцветных камней, на груди Таура красуется, поблескивая крупным бледно-зеленым опалом, брошь, скрепляющая ворот королевского одеяния. Роскошные, доходящие до пояса, серебряные с золотистым отливом волосы Владыки водопадом спускаются по плечам и спине, на его голове драгоценный венец из белого золота в виде переплетенных между собой тонких древесных веточек, поддерживающих небольшой зеленовато-белый опал, расположившийся посередине надо лбом.

Картина подобного величия и самодовольства не могла не производить впечатление на приходивших к нему, будь то доверенные лица Лодра Элронда, или послы Лотлориэна, не говоря уже о тех немногих из эдайн, которым дозволялось вступить на территорию его владений и предстать пред очи их хозяина.

Он не успел спросить Белега о ней, о Королеве. Как же он жалел об это сейчас! Наверняка его наставник что-то знал о ней, а если и не знал, то все равно смог бы найти слова, чтобы хоть ненадолго унять его ставшую вечной тоску, что как боль от давно полученной и незаживающей раны, к которой он уже привык, сопровождала его денно и нощно.

А что он говорил о Тауриэль? Зачем он это сказал ему? Заботиться о ней? Быть с ней помягче? Куда уж мягче, ведь он согласился приютить ее у себя во дворце, следил за ее воспитанием и обучением, был ее опекуном. До сих пор все его придворные, да и сами стражи, обсуждают ее назначение на пост командира. Он, известный своей параноидальной привычкой к соблюдению традиций и обычаев, принятых еще у Таура Элу, назначил ее — совсем молодую, неопытную девушку с упрямым и своевольным характером командовать матерыми воинами, прошедшими вместе с ним не одну битву. Хоть он всегда держался с ней предельно отстраненно, стараясь быть даже холоднее и надменней, чем с прочими, а это его решение породило немало сплетен и домыслов среди придворных и прислуги, о чем Трандуил прекрасно знал.

Иногда он даже почти желал, чтобы бесшабашная Тауриэль не вернулась из очередной вылазки к границам, так одной иглой в его израненном сердце стало б меньше. Когда же она возвращалась, он, прикрыв глаза, ощущал противоестественную радость, которую отрицал бы даже под пыткой. Скрыть эту затоплявшую его душу радость от созерцания подтянутой, стройной и, в то же время, женственной фигуры командира стражи, Трандуилу помогало то обстоятельство, что с некоторых пор его юный йонн стал отправляться вместе с ее отрядом на все, даже самые опасные и рискованные, задания и патрулирования. Леголас был неравнодушен к Тауриэль.

Особенно отравляли ему искаженное и тщательно скрываемое даже от себя самого счастье от мыслей о Тауриэль рапорты Леголаса по возвращении из патруля. Его сын приходил к нему в покои и начинал восторженно мямлить про то, как Тауриэль храбро сражалась сегодня… Невыносимо! Она — ничтожная, жалкая, глупая, безродная девчонка и не может, просто не имеет права кружить голову его сыну! Особенно потому, что она уже успела отнять сон и покой у его несчастного, истерзанного болью от потери любимой жены, отца.