Под Варды синими сводами (СИ)

Вернувшись к себе, я пыталась осмыслить то, что удалось услышать. Отец и Амбаруссар не собирались ждать, пока враги приблизятся к укреплению. Оно было слишком уязвимым перед натиском превосходящих сил. Завтра разделенное на четыре части войско покинет укрепление, чтобы встретить врага в открытом поле.

Ворочаясь ночью на неудобной лежанке, я думала о том, что можно сделать. Бездействовать было невозможно. Мысли о прекрасном Тэран-Дуиле, о том, где он сейчас, в своей столице, в родных местах, или, может быть, ушел воевать на север, присоединившись к воинству государя Нарготронда, тревожили меня.

Собственное наше положение было угрожающим. «Без помощи извне нам не выстоять ни в поле, ни в этой маленькой крепости» — подумала я и в тот же миг поняла, что должна делать!

Собрав дорожную сумку, я отправилась в оружейную, где хранились доспехи, мечи и прочее вооружение. Взяв оттуда все необходимое, я вернулась к себе, чтобы одеться. Я надела легкую кольчужную рубашку — подарок отца, поверх нижней шелковой рубахи, сверху пришлось надеть укороченный мужской камзол для верховой езды. Опоясавшись тяжелым поясом, я прикрепила к нему кинжалы и короткий меч. Завязав волосы в высокий хвост на затылке, я захватила плащ и сумку и отправилась на конюшню. Оседлав моего Лапсэ, я выждала, пока уснут стражи, чтобы незаметно вывести его за ворота…

Комментарий к Неизвестность Лис https://pp.vk.me/c624919/v624919809/17cae/Qw4vgwKNcZw.jpg

====== Встреча ======

Еще до рассвета они выехали из укрепления, повернув на север в направлении Таргелиона, навстречу врагу, по маршруту, который был определен накануне.

Карантир старался не думать о Мирионэль, убежденный, что запрет на участие в боевых действиях для этого женственного и казавшегося нежным создания был единственно верным решением. Она — дева, а кроме того, его дочь… Его и братьев в условиях войны отец, обучив воинскому искусству, поставил бы всех семерых в первую шеренгу атаки и еще прикрикивал бы на них во время боя, уличая в неумелости.

«Ну же, Морьо, вперед! Покажи, что ты — нолдо!» — свирепо кричал он, втискивая ему в руку горящий факел и полыхая пламенем зрачков в ту ночь, в Лосгаре. Морьо верил отцу. Верил, что нужно идти мстить за Финвэ и поруганную честь нолдор, отвоевывать отцовские сокровища. Он верил в необходимость Исхода, бунта, решительных действий, верил, что нужно сметать все и вся на своем пути. Поначалу, благодаря авторитету фигуры отца, он даже слепо верил Клятве… Отец представал в его глазах героем, сильным, независимым, мудрым вождем нолдор, и Карантир был горд своей причастностью к его роду, к его судьбе. Никто из них тогда не понимал, в какую страшную ловушку они загнали себя, повторив за отцом слова Клятвы.

С Мирионэль все было по-другому. Он и сам изменился за те годы, что она прожила в его замке. Разумеется, он понимал теперь, что не принадлежит себе. Все семеро они отдали себя отцу без остатка. Клятва, словно занесенный над их головами острейший меч, повелевала их судьбой и лишила возможности быть теми, кем они могли стать… Или не могли?..

Безоглядная влюбленность его дочери в сопляка синда, приходившегося родней их Владыке, была предсказуема, но все же стала тяжелым ударом для Карантира. Мирионэль была живой памятью о коротком счастье, не хотелось отпускать ее, хоть он и понимал, что, отпустив, спасет ее от мертвенного дыхания Приговора Валар и безысходности принесенной в запале и лихорадочном бреду слепой ярости страшной Клятвы. Счастье и спокойствие дочери, ее будущее стали для него, пусть он сам и не осознавал этого, намного важнее любой Клятвы, важнее братьев, отца, прошлого в Валимаре. Но как отпустить ее? Морьо твердил себе, что Драгоценная нуждается в его защите и лишь поэтому он держит ее при себе, пряча от чужих, в надежде защитить и от злой участи нолдор в Эндорэ. И все же правда была в том, что он сам нуждался в ней. Мирионэль одним своим присутствием рядом с ним создавала иллюзию свободы от оков Клятвы и гнева Стихий, напоминая о свободе и легкости, которую он ощутил, соединившись на краткое время с Халет.

Четвертый сын Феанаро гнал своего вороного, хмуро всматриваясь в горизонт, и думал о том, что они сейчас не имеют права потерпеть поражение. Они должны отбросить орды врага от Оссирианда, должны сражаться насмерть. А когда они вернутся, он отправит посланника с письмом, адресованным одной когда-то очень важной для него ниссэ, к границам Дориата. Он напишет кузине Нэрвен, попросит ее забрать Мирионэль к себе. Никакой уверенности в том, что неприступная и своевольная кузина согласится покровительствовать его дочери, у Карантира не было, но попытаться было необходимо. Он переступит даже через собственную гордость, чтобы оградить Мирионэль от всего того, что уже вот-вот окажется у них на пути.