Под властью фаворита

– Мы погибли! Спасите сына! Там бунт… Солдаты… Барабан… Узнайте, что случилось. Скорее… Бегите… Принц, что же вы? Или не слышите: военный бунт… Барабан!..

Бледными губами повторяла она одно и то же, опустясь на стул у самой двери, соединяющей комнату совета с ее почивальней.

Все, кроме Антона, встревоженные, бледные, тоже метнулись к окну, не исключая Остермана. Только принц Антон не тронулся с места, самодовольно улыбаясь.

Видя, что Анна готова лишиться чувств, он поднялся и подошел к ней.

– Уу-спокойтесь, принцесса! Ничего такого нее-т. Ууспо-ккойтесь. Выпейте воот вооды… Ээто моой сюрприз граа-ффу Миниху… Дом его совсем блии-зко! Через площадь от двоо-рца. Пусть по-слушает стаарик… Пуу-скай!..

– Что еще? Говорите толком, – от страха переходя к необузданному гневу, крикнула мужу Анна. – Что это за барабан?!

– Ддда… этто как всеегда… Ваажные укаазы при бараа-банном бое объявляются всему населению столицы… Тепее-рь будут знать люди, что пеервый министр и генерал-фельдмаршал получил… чии-стую… отстаа-вку! Ха-ха-ха!.. Вот дуу-маю, ста-аарый…

– И вы э т о сделали! Вы решились?! Осмелились! – вне себя, подымаясь, кинула ему в лицо Анна. – Кто дал вам совет? Вы спросили меня? Вы так грубо оскорбили нашего избавителя, своего наставника! Старика-солдата, всегда удачно воевавшего за наш трон? Израненного, всему миру известного, вождя-героя… Вы… посмели!..

– Нно… принцесса… Ваш собственный приказ. Так водится при всяком случае.

– Миних – не в с я к и й! Впрочем, куда вам-то понять! Для людей с низкой душой – все мелко и обыденно. Я и забыла…

– О-ооднако, прии-нцесса, ваше высоо-очество! По-озвольте… вы так жестооко… Кто мог думать? Опала, значит, опала! Он – наш враг. Следовало миру показать, что Миниха больше нет. Я думаю: каждый на моем месте… Воот спрр-росите даже графа Остермана. Я уверен, даже он… Нну, скаажите поо правде: как бы вы на моем месте? Скаа-ажите ее высочеству!

– Конечно, н а в а ш е м месте я бы не сумел иначе поступить… но…

– Слышите… видите: даже он… Остерман!..

– Но как О с т е р м а н я бы того не сделал! – спокойно докончил свою речь старик. – И вы бы сами, принц, так не поступили, я полагаю, если бы только…

Он не досказал. Но все поняли конец фразы.

Антон, сконфуженный, растерянный, отвернулся, скрывая слезы стыда и досады, навернувшиеся на глазах.

– Если бы он был Остерман, а не… Антон Ульрих, принц брауншвейгский! – желая добить супруга, презрительно договорила Анна. – Вы правы, граф. Он ничего не сообразил. Как теперь озлится старик – и по праву! Миних – не Бирон. У него везде друзья. Он незапятнан. Он может…

Дверь внезапно распахнулась, вошел Миних-сын, увидал принцессу и, кланяясь ей, заговорил:

– Простите, ваше высочество, я не знал, что вы здесь. Вошел так внезапно, без уведомления. Но… там мой отец… Он желал…

– Знаю… понимаю, полковник. Принц, примите его! – обратилась сухо к мужу Анна. – Скажите, что я тут ни при чем, что сожалею! Слышите? Извинитесь хорошенько. Скажите: за такую незаслуженную обиду я готова дать ему удовлетворение, какое он сам пожелает. Слышали? – подчеркнула она. Вышла, хлопнув дверью, из покоя прошла в свою спальню, бросилась в кресло, сжимая виски руками, и так затихла.

Миних-младший, выйдя из кабинета, через минуту вернулся туда вместе с фельдмаршалом.

Старик видимо опустился, постарел за эти последние дни, полные нравственных тревог. А то, что пришлось пережить сегодня, еще больше заставило согнуться стройный еще недавно стан, затемнило облаком тоски и затаенного горя взор героя, такой молодой и сверкающий еще немного дней назад.

Отдав всем сдержанный учтивый поклон, он, глядя в упор на принца, с нескрываемым презрением и враждой проговорил:

– Ее высочество желала, чтобы я?.. – не докончил вопроса, задыхаясь от сдержанного волнения, и только взор его лучше всяких слов говорил Антону, что о нем думает поруганный без вины человек.

– Дда… она… прии-нцесса желала! – краснея и бледнея под этим взглядом, замямлил принц. – Мне оона пооручила… Собственно… гра-аф, в чем ваа-аше желание заключено, мм-мы еще не слы-шшаали! – оттягивая унизительную минуту извинения, задал он неожиданный вопрос.