Под властью пугала

– Не смей плакать! Чтобы недруги радовались, да? Подними голову!

Дальше они шли молча. Люди, попадавшиеся им навстречу, бросали на Шпресу жалостливые взгляды и молча, кивком головы, здоровались с ней.

Все казалось Шпресе не таким, как прежде: город выглядит уныло, на улицах грязь, ветер раскачивает голые ветви деревьев, прохожие в обтрепанных пальто сгорбились от холода. У нее сжалось сердце.

– Ты насовсем приехала?

– Да.

– Значит, и тебя не оставили в покое!

У входа в дом он поставил чемодан на ступеньку.

– Пожалуйста, входите, дядя Вандель.

– Нет. Как-нибудь в другой раз.

Он резко отвернулся, но Шпреса успела заметить слезы у него на глазах.

Она взяла чемодан и поднялась по ступенькам. Дверь была незаперта. Родители были на кухне. На миндере – узкой лавке вдоль всей стены – сидели по-турецки Кози и Пилё Нуши.

Увидев мать, Шпреса бросила чемодан и с протяжным криком кинулась к ней на грудь. Мать, не сдержавшись, тоже разрыдалась. Господин Демир нахмурился.

– Хватит! – вдруг крикнул он. – Сказал я тебе, не потерплю в доме слез!

Шпреса поздоровалась за руку с Кози и Пилё и безмолвно села на миндер. Отец выглядел очень подавленным.

– Тебя исключили?

– Не знаю еще. Сказали, что исключат, если не подам прошение королю. Даже бумагу гербовую принесли.

– И ты написала прошение? – гневно выкрикнул Демир.

– Нет. Я швырнула бумагу ему в лицо, схватила чемодан и уехала.

Учитель пристально посмотрел на дочь.

– Иди-ка поздоровайся и со мной! – вдруг позвал он. И поцеловал Шпресу в лоб.

– Пусть делают, что хотят! – проговорила госпожа Рефия.

– Тетя мне посоветовала обратиться к господину Зетиру, чтобы он похлопотал, а я решила, не надо.

– Правильно решила.

Шпреса сразу же взвалила на себя всю работу по дому. Мать проводила все дни на кухне, сидя на своем обычном месте у очага. Там она принимала женщин, приходивших выразить свое сочувствие. Гостей отца проводили к нему в кабинет, сам он оттуда не выходил. В школе он больше не преподавал, его уволили.

В первые дни никто не приходил к ним, кроме Кози, Пилё да Ванделя. Потом появилось несколько родственников. Они пришли, когда стемнело, и прошмыгнули в дом как-то робко и виновато, словно совершали нечто недозволенное. Но через несколько дней люди словно освободились от страха и хлынули все разом. Приходили по одиночке, по двое, группами – казалось, весь город решил побывать в их доме. Стали появляться посетители из деревень.

Местные власти вначале как-то не обращали внимания на это паломничество. Они были заняты празднованием Двадцать восьмого ноября: церемониями по случаю двадцатипятилетия, речами, вечерами, банкетами. Потом вдруг встревожились. Шеф окружной жандармерии был взбешен и потребовал принять меры против всех, кто приходит с соболезнованиями. Но субпрефект воспротивился.

– Нельзя выступать против местных обычаев, – заявил он. – Это произведет плохое впечатление. Пусть ходят. Походят и перестанут.

На самом деле он мучился в нерешительности, не зная, как поступить, а запросить начальство не осмеливался, боялся показаться смешным. Было решено послать жандарма Камбери при полном обмундировании, пусть патрулирует улицу возле дома, с тем, однако, чтобы никого не смел задерживать. Появление этой одиозной фигуры у дверей учительского дома вроде бы вызвало колебания у некоторых, но не остановило потока людей, направлявшихся сюда, чтобы выразить сочувствие. Господин Демир и сам удивлялся, как же много у него, оказывается, друзей. Впрочем, приходило много совсем незнакомых, он их видел впервые.

Как-то Шпреса случайно услышала разговор двух мужчин, навестивших отца.

– Вот уж не знал… – произнес один из них, сходя с крыльца.

– Что не знал?

– Что у Демира Петани столько друзей.

– Скажи лучше, у фашизма – врагов, – поправил второй.

Однажды вечером в проливной дождь снова появился Пилё Нуши, а с ним Рауф и какой-то незнакомец. Госпожа Рефия пригласила их в гостиную и, как обычно, велела дочери сварить кофе. Поставив на огонь кофейник, Шпреса, стоя, наблюдала, как Агим, сидевший тут же за столом у плиты, делал уроки. Вдруг в дверях появился Пилё. Он знаками вызвал ее в коридор.

– Запри дверь на ключ, – шепнул он.

– А кто это?

– Это товарищ Скэндера.

Вернувшись в гостиную с чашечками кофе, Шпреса внимательно взглянула на незнакомца. Это был высокий черноволосый юноша с приветливым лицом. Родители Шпресы разговаривали с ним так свободно, словно знали его давным-давно.

– А это Шпреса, сестра, – сказал Пилё.

– Очень рад. – Юноша встал, пожал протянутую Шпресой руку и задержал ее в своих ладонях. – У тебя был замечательный брат, настоящий революционер и герой, он погиб во имя Албании.

Взяв чашечку с кофе, он, прежде чем поднести ее к губам, сказал:

– Будьте все здоровы!

– Чтобы все его друзья были здоровы!

Выпив в молчании кофе, он поставил чашку на стол и заговорил, обращаясь к госпоже Рефии: