Под вуалью

Тишина окутала их, пока Дуэйн внимательно изучал ее лицо. Потом запела птичка, и Рослин попыталась высвободить руку. Это оказалось невозможно. У него были стальные пальцы, подобно его взгляду, упрямые, как его подбородок, жестокие, как его слова.

— Мне не пристало судить Арманда в отношении женщин, — в своей обычной манере произнес Дуэйн.

— И тем не менее, вы пытаетесь меня оценить, господин Хантер. Вы думаете, что я простушка, в чем вы несомненно правы, но ведь не всех привлекают сойки, кому-то нравятся и корольки.

Слегка приподняв брови, он свободной рукой взял ее за подбородок и повернул голову вправо.

— Нет, вы не красавица, — спокойно согласился он, но вы и не королек. Я бы сказал, что вам больше подойдет хамелеон.

— Хамелеон — это тот, кто постоянно меняется, — с негодованием проговорила Рослин.

— Совершенно справедливо. — Он сжал ей подбородок, потом отпустил, и уже в следующее мгновение они вышли из зелени плантаций и оказались перед входом в мавританский дом. Собака залаяла, бросилась через внутренний дворик и исчезла в доме.

Дом был построен из местного камня, в нем было что-то таинственное, как показалось Рослин. Судьба и впрямь решила поиграть с ней, ведя ее, как овечку, в волчье логово.

Она огляделась вокруг и увидела, что плитка была украшена цветными арабесками, стояли чугунные скамейки и каменные вазы с ярко-красными геранями, ноготками, голубыми ирисами и высокими лилиями. По белым оштукатуренным стенам каскадом спускались паучий вьюн вперемежку с коричнево-красной бугенвиллией.

Дом окружали большие деревья, защищая его от палящего солнца, с одной стороны, а с другой стороны, увеличивая риск попадания молнии во время грозы.

— Проходите в дом и выпейте стакан абри[5]. Это, пожалуй, самый прекрасный освежающий напиток, который я знаю. Она шла рядом с ним по двору и вскоре оказалась в одной из комнат дома, как и все другие, выходивших в сад, имевший форму полумесяца и окруженный стеной. В этом доме не было верхнего этажа, крыша была плоской, и там, как заметила Рослин, на жаре висело белье.

У Рослин перехватило дыхание, когда она впервые переступила порог берлоги Дуэйна Хантера. Пол был устлан шкурами животных, обитающих в джунглях, мебель — из тростника, светильники и посуда — в мавританском стиле.

Большую часть комнаты занимали полки с книгами, стоявшими в полном беспорядке. В шкафу со стеклянными дверцами висело несколько ружей, на резном комоде из кедрового дерева стояла стерео-аппаратура, а на маленьком столике рядом — музыкальная шкатулка с танцовщицей на крышке.

Этот предмет подтолкнул Рослин к догадке. Он выпадал из общего стиля комнаты, и она подумала, что шкатулка, вполне вероятно, могла принадлежать той женщине, о которой Дуэйн никогда не говорил.

— Дайте отдых ногам, пока мой слуга Дауд приготовит пару бокалов абри и что-нибудь на завтрак.

Рослин не смогла устоять перед диваном, накрытым шкурой оцелота, и, воспользовавшись предложением Дуэйна забралась на него с ногами и свернулась калачиком. Хозяин дома в это время пошел на кухню отдать распоряжения о завтраке. Среди шкур пятнистых животных из джунглей Рослин почувствовала себя первобытным человеком. Именно в джунглях охотник научился быть самодостаточным человеком, он познал силу собственной воли, он узнал, какподчиняются этой воле окружающие, и вовсе не заботился о том, боятся они его или не любят.

Она не заметила, как он вернулся, и даже немного испугалась, когда он мелькнул в поле зрения, по-животному гибкий и проворный.

— Я нашла в вас одно сходство с Тристаном — вы тоже любите музыку, — показала она рукой на стереоаппаратуру.

— Это укрощает дикое сердце. — Он усмехнулся, глядя на свернувшуюся калачиком Рослин. — Вы хотите, чтобы я что-нибудь поставил, пока мы будем завтракать?

— А у вас есть электричество? — спросила она.

— Сколько угодно. — Многозначительно посмотрел он на нее. — У Дар-Эрль-Амры свой генератор, я же, естественно, пользуюсь этим преимуществом.

— Естественно, — пробормотала она, со всей силой вцепившись в шкуру оцелота, без сомнения убитого Дуэйном[6]. — Вы всегда получаете то, что хотите, не правда ли?

— Нет, парочку раз в дураках оставался я. — Он поднял крышку проигрывателя и взглянул на пластинку. — Что касается моего вкуса в отношении музыки, то здесь я несовременен. Эта пластинка — одна из моих любимых. Я часто слушал ее на плантациях в сельве. Это — «Кавалер роз».

— «Кавалер роз», — повторила она, улыбнувшись. — Вы бы скорее вооружились дубиной.

— Без сомнения. — Он поставил пластинку с музыкой Рихарда Штрауса и уменьшил звук, так чтобы они смогли разговаривать. В комнату залетела сверкающая всеми цветами радуги стрекоза, и они оба наблюдали, как она кружила, натыкаясь на стены. От нее было невозможно отвести глаз, она как бы притягивала к себе магнитом, точно также, как и горящие глаза Дуэйна.

— Обычно особи мужского пола у стрекоз жестоко обращаются со своими собратьями, — заметил Дуэйн. — В сельве некоторые из них достигают размера птиц.