Под выцветшим знаменем науки

За годы президентства самыми тяжелыми для Вавилова были август-сентябрь 1948 года с триумфом Лысенко на сессии ВАСХНИЛ, последующим заседанием Президиума АН с признанием ошибок в биологической науке, а потом еще и чествование Лысенко по случаю 50-летия. «Хотелось бы дожить последние годы с тихой думой и с лицом, обращенным ко Всему, а не к Лысенке» (21.08.1948).

Еще один важный эпизод этих лет – персональный прием у Сталина 13 июля 1949 года. Тема «Вавилов и Сталин» слишком значительна, чтобы мне здесь претендовать на ее раскрытие, но к ней стоит обратиться хотя бы ради тех читателей, которые не увидят «Дневники» в оригинале.

Вавилов видел Сталина много раз на сессиях Верховного Совета, правительственных совещаниях, заседаниях Комитета по Сталинским премиям, отмечал эти случаи в дневнике, но о словесном общении написал только дважды: кроме беседы 1949 года был незначительный обмен репликами как раз по поводу присуждения премии. И еще одна встреча, самая важная в биографии Вавилова, после опубликования «Дневников» может быть поставлена под сомнение. Это был разговор по поводу выдвижения Вавилова в президенты АН, и Марк Поповский подробно его пересказал со ссылкой на сообщение К. И. Барулина, брата жены Николая Ивановича (источник, не самый близкий к событиям и лично к Вавилову, если учесть, что с Е. И. Барулиной он общался после войны очень мало, а ее брат в «Дневниках» не упоминается вовсе). Позже Симон Шноль пересказал эту историю короче и более эмоционально (уже без прямой ссылки на источник, но указав книгу Поповского в примечаниях к очерку о Вавиловых). Приведу его версию:

«Вскоре после войны, в июле 1945 года, С. И. Вавилова вызвали в Кремль к И. В. Сталину. Сталин предложил ему стать президентом Академии наук СССР. С. И. был потрясен этим предложением. Он спросил: что с братом Николаем? И Сталин разыграл (палачи любят театр!) спектакль: он позвонил по телефону и спросил: „Лаврентий (Берия), что там у нас Николай Иванович Вавилов? Умер? Ах! Какого человека не уберегли!“ С. И. стал президентом АН СССР».

При всем уважении к обоим историкам науки приходится предположить, что здесь они поверили устной легенде. Во-первых, сам Вавилов точно изложил предысторию своего избрания. Во-вторых, что особенно важно, из дневника следует, что в 1943 году семью официально известили о смерти Н. И. Вавилова. В-третьих, трудно поверить, что вождю можно было открыто задать такой неприятный вопрос, а Сталин показал бы, что принимает важнейшие государственные решения, не владея всей информацией.

Победив в этом заочном диспуте, попробую поспорить с самим Андреем Дмитриевичем Сахаровым. Судя по его «Воспоминаниям», личная встреча с Вавиловым у него была только одна – аспирант ФИАНа Сахаров был на приеме у директора института и одновременно президента АН по поводу устройства в академическую гостиницу. Но Сахаров, очевидно, имея в виду зарубежных читателей, дал небольшую справку о Вавилове, показав его с самой лучшей стороны. Нашлось здесь место и сюжету о президентстве, причем Сахаров указал свои источники со всей подробностью:

«Недавно Я. Л. Альперт, один из старейших сотрудников ФИАНа, рассказал мне (со слов Леонтовича, а тот якобы слышал от Вавилова) следующую историю. Вавилову, возможно, самим Сталиным или через кого-то из его приближенных, было сообщено: есть две кандидатуры на пост президента Академии – Вы, а если Вы не согласитесь – Лысенко. Вавилов просидел, обдумывая ответ, всю ночь (выкурив при этом несколько пачек папирос) и согласился, спасая Академию и советскую науку от неминуемого при избрании Лысенко ужасного разгрома… По версии, сообщенной Е. Л. Фейнбергом, альтернативным кандидатом в президенты был А. Я. Вышинский. Пожалуй, это правдоподобней – и еще страшней!»[2].

Здесь я получаюсь пятым участником информационной цепочки, но и против этой версии есть несколько возражений, каждого из которых по отдельности может быть достаточно. Вавилов был вполне опытен в аппаратных делах и вряд ли стал бы раскрывать такие служебные тайны, будь то по свежим следам или впоследствии (он ведь оставался президентом до конца своих дней, и при нем еще были живы все возможные участники сюжета: Сталин, Берия, Маленков, Лысенко, Вышинский). Близких друзей среди ученых у него не было, а Леонтович в «Дневниках» упомянут всего однажды:

«Скандал с Леонтовичем, который, как всегда, у меня лежит на сердце отвратительной тяжестью» (25.05.1947).