Он сунул руку за пазуху и извлек оттуда согретый теплом его тела мешочек из высушенного мочевого пузыря оленя, вставленный в другой более вместительный чехол также из оленьей шкуры, вывернутой мехом внутрь. Такой пузырь практически не пропускал влагу, хотя со временем мог слегка отмокнуть, особенно в тепле. А защитный чехол также впитывал капли жира, что могли просочиться. В горлышко пузыря была вставлена круглая костяная затычка, вырезанная из оленьего позвонка, и завязана жильной веревкой. Естественная дырка в позвонке, когда-то содержавшая спинной мозг, служила сливным отверстием. Оно было заткнуто узелковой кожаной пробкой, сделанной из кожаного ремешка.
Вытащив пробку, Джондалар налил немного жира в новый каменный светильник. Он погрузил в маслянистую жидкость один конец хорошо впитывающего жир фитиля, скрученного из лишайника, собранного с ветвей тех деревьев, что росли вокруг лагеря Летнего Схода, и поднес факел к другому концу. Огонек вспыхнул мгновенно, быстро растопив слегка загустевший жир. Тогда Джондалар достал завернутые в листья грибные фитили, или просто нарезанные соломкой сушеные пористые грибы. Он любил использовать грибные фитили, они дольше горели и ярче светили. Слегка вытянув первый фитиль из середины плоского углубления, он положил его чуть дальше на край и добавил к нему еще пару фитилей, чтобы один светильник мог светить в три раза ярче.
Потом он налил растопленный жир в ритуальный светильник и передал факел Эйле. Она поднесла его к фитилю. Он загорелся, пошипел немного и успокоился, засияв ровным светом. Взяв этот светильник, Джондалар поставил его в нишу перед фигуркой Дони. Эйла внимательно следила за действиями своего высокого мужа.
– Теперь это твое жилище, Эйла, – сказал он, обернувшись. – Если ты позволишь, я разожгу огонь в моем очаге, и все дети, рожденные в этом доме, будут считаться рожденными у моего очага. Ты позволишь?
– Да, конечно, – сказала она.
Он взял факел у нее из рук и широким шагом прошел к кухонному очагу, выложенному камнями. В очажном круге уже лежала кучка растопки. Поднеся к ней факел, он понаблюдал, как загораются легкие сухие травы и тонкие веточки и как языки пламени постепенно охватывают более крупные ветки. Ему не хотелось, чтобы костер вдруг случайно погас, не успев хорошенько разгореться. Убедившись, что все в порядке, он поднял глаза на Эйлу и заметил ее любящий взгляд. Он встал и обнял свою любимую жену.
– Джондалар, я так счастлива, – сказала она срывающимся голосом, в глазах ее заблестели слезы.
– Тогда почему же ты готова заплакать?
– От счастья, – сказала она, прижимаясь к нему. – Я никогда не думала, что буду такой счастливой. Что буду жить в таком прекрасном доме и Зеландонии станут моим племенем, что у меня будет ребенок, и я буду твоей женой. Главное, что я стала твоей женой. Я люблю тебя, Джондалар. Я очень тебя люблю.
– И я тоже тебя люблю, Эйла. Именно поэтому я построил для тебя этот дом, – сказал он и, склонив голову, поцеловал ее раскрывшиеся в ожидании губы. Он почувствовал на языке солоноватый вкус ее слез.
– Но когда же ты успел построить его? – спросила она, когда они наконец оторвались друг, от друга. – Непонятно! Мы же все лето провели на Летнем Сходе.
– А ты помнишь, как мы с Джохарраном и небольшой компанией отправились на охоту? Это был не только охотничий поход. Мы вернулись сюда, чтобы построить дом, – сказал Джондалар.
– Вы проделали весь этот путь, чтобы построить нам жилище? Почему же ты не сказал мне? – спросила она.
– Мне хотелось сделать тебе сюрприз. Не только ты способна устраивать сюрпризы, – сказал Джондалар, очень довольный ее счастливым и потрясенным видом.
– Такого потрясающего сюрприза мне еще никто не устраивал, – сказала она, и слезы вновь угрожающе наполнили ее глаза.
– А знаешь, Эйла, – сказал он, вдруг серьезно посмотрев на нее, – если ты когда-нибудь выбросишь камни из моего очага, то мне придется вернуться в дом моей матери или уйти куда-то еще. Это будет означать, что ты хочешь разрубить брачный узел.
– Как ты можешь говорить такое, Джондалар? Я никогда не захочу так поступить! – возмущенно воскликнула она.
– Если бы ты родилась в нашем племени, то я не стал бы говорить такого. Ты сама знала бы все, что нужно. Но я хочу, чтобы ты поняла все нюансы семейной жизни. Это жилище принадлежит тебе и твоим детям, Эйла. Только очаг мой, – пояснил он.
– Но ведь именно ты сделал его. Почему же оно мое?
– Если я хочу, чтобы твои дети жили у моего очага, то моя обязанность обеспечить их жильем. И такое жилье навсегда останется твоим, что бы ни случилось, – сказал он.
– Ты хочешь сказать, что обязан был построить мне дом? – уточнила она.