Утро. Меня будит приглушенный детский смех за дверью. Выглядываю из спальника. Над головой потолок из арчовых досок, лежащих на массивных балках. Коричневое дерево так гладко выстругано, что кажется полированным. С балки над окном маленькими зелеными осьминогами свисают ветки какого-то растения. В углу кадка с цветами, в другом — заваленный книгами и тетрадями стол. На полу и на стенах ковры, в больших нишах — стопки цветистых одеял. Рядом со мной, завернувшись в такое же одеяло, спит Сераджеддин — новый мой знакомый, директор ташкурганской школы.
Когда вечером я отыскал его и попросил разрешить переночевать в школе, Сераджеддин был искренне обижен. Неужели я мог подумать, что он не устроит гостя у себя в доме?!
Как скатерть-самобранка, возник дастархан, и чай, и плов, который нужно было поливать острым барбарисовым соком, и снова чай. И долгий разговор под потрескивание керосиновой лампы.
Сераджеддин прекрасно говорил по-русски — научился еще лет пятнадцать назад, в армии. После армии его судьбу решила встреча с экспедицией ленинградских ботаников, работавших в Байсунских горах; возникший интерес к растениям привел его на биологический факультет.
— И вот уже который год работаю директором школы. Кишлак большой, школьников четыреста человек, десятилетку построили. А ботанику люблю по-прежнему. Вот смотри: на балке цветок висит — это тляурты, по-русски "трава мечты". Если ее корневище повесить в доме и оно даст листья — значит, мечты твои сбудутся. Сколько раз я тляурты находил, и всегда зеленела…
— Амир-Темир говоришь? Я туда три дня назад ходил, знакомые из района приезжали, им показывал. В этот раз глубоко не ходил, а раньше бывал до самого конца, там маленькое озеро есть, только дойти до него трудно — лопатку надо брать. А жернов, о котором все говорят, не видел…
— Ташкурган — древний кишлак, ему уже восемьсот лет. Высоко над рекой, защищен хорошо — даже стены были, сейчас от них остатки видны. А название значит — "Каменная крепость".
Несколько дней я работал в окрестностях Ташкургана, собирал насекомых на плоскогорье и в долине Кзылдарьи, выходил на перевалы, побывал и на плато Алхана — "Тысяча ям", где в белых гипсах промыто множество карстовых воронок. А в одно солнечное утро Сераджеддин дал мне проводника, школьника Джуру, и мы пошли в Амир-Темир. Сперва вниз, к реке, а потом вверх и вверх по крутым тропам, так быстро, что я задыхался под своим рюкзаком. Вокруг желтая сухая трава и кусты шиповника с большими и сочными плодами. Грызу их на коротких привалах, но Джура не дает мне засидеться, хочет успеть обратно в школу. Он не подготовился к контрольной по русскому языку и рвется к учебникам. Мы тащимся вверх, пот заливает мне очки. Должен же кончиться когда-нибудь этот подъем! Вокруг растет жимолость с беловатыми, похожими на прозрачные фонарики ягодами, они выглядят очень соблазнительно, и я который раз попадаюсь на удочку, надеясь, что хоть этот вид жимолости окажется съедобным. Он был особенно несъедобен, и я еще долго исподтишка, чтобы не смеялся Джура, сплевывал густую горечь. Мы шли уже часа полтора, поднимаясь по осыпям и почти бегом спускаясь в ущелье. Я не смотрел по сторонам, мне давно уже было все равно — и ноги двигались сами собой, тело только следовало за ногами. Они вынесли меня на очередной поворот тропы — и будто вмерзли в камень.
Перед нами уходила в небо серая известняковая стена. Она не была отвесной — она нависала над ущельем как борт исполинского корабля. В ней был и иллюминатор — отверстие метрах в двадцати надо мной. Оттуда крутой дугой рушилась струя воды, играя радугой на солнце, дробясь на поросших ярко-зеленым мхом скалах. А дальше раскрывалась огромная каменная чаша с отвесными стенами, и на дне этой чаши шумела река. Стены были метров в двести над краем осыпи, и высота осыпей была тоже не меньше двухсот метров. Вдали виднелось еще одно ущелье — над ним на плоскогорье белел недавно выпавший снег.
И снова ноги, подгибаясь и качаясь, понесли меня и рюкзак. Что-то изменилось в небе, но что, я понял лишь тогда, когда по камням запрыгали горошины града. Джура показал вверх. "Амир-Темир!" В самом низу стены зияла гигантская арка, похожая на въезд в железнодорожное депо.
Я оглянулся: Джура уже убегал, натянув на голову свою куртку. "Куда ты? Отдохнем, костер разведем, ведь вымокнешь!" Но он только махнул рукой.
Я полез вверх. Огромная пасть становилась все больше, и когда я добрался до нее, то почувствовал себя мелкой букашкой. Под сводами неуютно гудел холодный ветер.
Желтый луч фонарика запрыгал по стенам. В глубину пещера не сужалась, только все больше становились глыбы, лежащие на моем пути; но скоро впереди забрезжил свет, и я вышел к другому входу, не менее огромному. Пока все сходилось с планом, полученным в Самарканде.