Под землей с фотоаппаратом: Рассказы спелеолога

— В конце пятидесятых — начале шестидесятых годов эту гору и пещеру исследовали гидрологи. — Владик протянул нам фиолетовые листочки светокопий плана и разреза пещеры. Она была вытянута на восток-юго-восток не меньше чем на сто метров и очень запутана — не меньше десятка залов и коридоров, находящихся на разном уровне. Под планом подпись — общая длина 350 метров, глубина около 45 метров.

Я уже засыпал, когда кто-то потряс меня за плечо. Это был Петя:

— Проснись! Над нами кто-то ездит! Пещера может обвалиться.

— Кто ездит? Куда? — Спросонья я ничего не понимал.

— Не знаю! Только что слышал гул! Может быть, лучше нам выйти?

— Не мешай спать. Миллион лет стояла и еще одну ночь как-нибудь простоит.

Я залез поглубже в мешок и попытался уснуть, но сон не шел. И вдруг откуда-то издали донесся глухой гул, похожий на отдаленный рокот бубна.

— Слышишь? Опять! А ты не верил — ведь я же говорил!

— Тихо! Лежи и слушай!

Гул приближался, нарастал, усиливался, бубен рокотал все ближе. Я осторожно приготовил фонарик. Совсем близко… Ослепительный, после темноты, луч метнулся по своду — и сразу же его пересекло несколько быстрых крылатых силуэтов. Летучие мыши, напуганные нашими разговорами у входа, только сейчас решились покинуть свое убежище. Удары их крыльев, резонирующие в гулких коридорах, и принял Петя за шум колес.

Утро. Проверяем фонарики, кладу в сумку вспышку и аппарат. Так что же там такое за поворотом тоннеля?

Ручейник на своде пещеры

Но поворота, в общем-то, и не было. Был небольшой навес, под которым мы пролезли на четвереньках — и сразу стало прохладно и влажно. На стенках сидела разная живность — мелкие комарики, мухи-хеломизиды, золотисто-коричневые ручейники с крыльями, сложенными домиком. Медленно ползла куда-то по своим делам буро-фиолетовая улитка. В этой компании любителей прохлады и темноты были и ночные бабочки-совки. Из-под сводов с писком и гулом крыльев вылетали летучие мыши. Одна порхнула прямо перед фонариком, я успел увидеть крохотные, как бусинки, глазки и странную, сморщенную, с каким-то блюдечком вместо носа мордочку. Это был бухарский подковонос; наросты, придающие ему такой страшный вид, служат для звуколокации. Коридор, понемногу спускаясь, становился все выше, постепенно переходя в большой зал. Здесь уже были заметны сталактиты и занавеси, но слабо выраженные, невыразительные, выветрившиеся. Многие из них отбиты. В нагромождении гранитных глыб замаскирован узкий ход "Мышиная дыра". Протискиваемся. Отверстие пошире, чем "раздевалка" в Чиль-Устуне и не отнимает много времени. Перед нами новый зал с высокими — выше десяти метров — сводами. Здесь уже много натеков: с потолка свисают сталактиты, в щелях стен мы находим маленькие гнезда гелектитов, но самые лучшие безжалостно отколоты.

— Похоже на то, что, в конце концов, придется замуровать "Мышиную дыру". — Голос Владика рождает эхо. — "Дикари" все чаще добираются до пещеры; глубоко они не идут — боятся, да и не знают ходов, но этот зал уже изуродовали.

На полу валяются обломки. Они не похожи на обычные кальцитовые сталактиты — круглые, с концентрическими слоями на изломе. Эти топорщатся острыми гранями слоистых кристаллов и скорее напоминают гипс. Непривычна и окраска — кристаллы искрятся серебристо-серым стальным цветом.

— Арагонит, — говорит Владик. — Тот же кальцит, но немножко больше стронция, поэтому кристаллизация проходит иначе.

— А цвет?

— Цвет самый разный, как и у кальцита. Только здесь, в Амир-Темире, больше серых.

В этой пещере укрывался от врагов Тимур

Протискиваемся в новый лаз — и по крутому каскаду спускаемся в следующий зал. Он украшен богаче. Ритмично падают капли в маленькое озерцо с прозрачной водой; от этого звука тишина становится еще глубже. Муаровым блеском, как орденские ленты, поблескивают арагонитовые занавеси.

Следующий спуск — в глубокий, метров на десять, колодец. Владик крепит веревку, я скольжу по ней вниз. Немного не хватает, приходится перейти на стенку и, как по лестнице, спускаться по торчащим в сторону карнизикам. До дна остается не больше метра, когда очередной карниз обламывается у меня под рукой и я падаю спиной вниз — самый скверный вид падения. Всю тяжесть удара принимает аппарат и вспышка за спиной; слышно, как там что-то трещит. Владик уже рядом и помогает встать. Кости целы, только немного разбито лицо куском злополучного карниза, которым я сам себя с размаху хлопнул по физиономии. К счастью, в кармане лежит баночка со спиртом для фиксирования насекомых; смачиваю носовой платок и протираю ссадины.