Под землей с фотоаппаратом: Рассказы спелеолога

Ученые говорят иное. Да, есть на скале недалеко от Аравана изображения удивительно стройных лошадей, выбитые незаурядным художником. Рисункам этим больше двух тысяч лет; другие, похожие, есть недалеко от Оша, на тех самых скалах Айрымач-Тау, которые иначе называют Сурат-Таш. Этими лошадьми славилась когда-то Фергана, их считали (опять легенды!) потомками небесных коней. Что же касается пещеры, то археологи ею не интересовались.

Священные пещеры… В разные времена, на разных континентах, разным богам поклонялись люди в пещерах. Уходили в пещеры спасать свою душу христианские отшельники. В самых недоступных подземных галереях Южной Европы ученые находят святилища людей каменного века. На Дальнем Востоке академик Окладников открыл знаменитую пещеру Спящей Красавицы со сталагмитом, превращенным в скульптуру. А в глухих лесах Урала, на Печоре, археологи раскапывают пещеры, в которых до конца прошлого века приносились жертвы вогульским богам… Помню, в описании печорских пещер особенно поразила меня история о Камне Дыроватом. Есть высокий утес над рекой Чусовой, и в утесе этом на неприступном отвесе — вход. Полузабытые легенды говорили, что проходящий мимо охотник должен принести жертву, подарить духам этих мест стрелу, пустив ее в черное отверстие. Археолог Прокошев решил проверить легенду. Утес был высок — около шестидесяти метров; отверстие, как оказалось потом, на высоте восемнадцати метров. Спустив с вершины утеса веревочную лестницу, Прокошев добрался до входа. И внутри, в обширном гроте, он нашел восемь с лишним тысяч наконечников стрел. Они устилали пол, торчали из стен и потолка, и ничего, кроме стрел, не было здесь, только одна иранская монета VI века, тоненький серебряный диск с пробитой у края дыркой — наверно, и она была привязана к стреле. Легенда была права: люди здесь не бывали, они только стреляли сюда из луков. И вот что удивительно: изучив наконечники, Прокошев понял, что они накапливались в пещере около четырех тысяч лет — от начала бронзового века почти что до нашего времени. И боги, наверно, были разные, и племена разные — немало воды утекло в Печоре за тысячелетия, а таинственная дыра в скале все оставалась священной и почитаемой, и один и тот же обряд совершали перед ней современники Гомера и современники Ньютона.

Древнее изваяние в дальневосточной пещере Спящей Красавицы

Теперь мы с Олегом едем в Араван, к другой священной пещере. Большое село широко разлилось по равнине. В центре — базар с грудами дынь и арбузов; седобородые старики в чалмах торгуют медными, ручной работы, браслетами и дешевыми серьгами. Время от времени старцы достают круглые сосудики из тыквы — нечто вроде табакерок — и отправляют под язык щепотку носвая, обжигающей рот смеси из тертого табака, извести, золы и чего-то еще. Тут же продают и носвай, и эти табакерки — носкады, — и много других необходимых вещей. На столбах висят ящики с надписями: "Для хлопка". Никто не пройдет равнодушно мимо клочка белоснежной ваты, свалившегося с машины: разве можно сорить тем, что вырастили руки человека?

Над долиной нависают обрывистые склоны. Здесь, в середине косого, почти отвесного среза горы, в глубине ущелья, лежит вход в Чиль-Устун.

— Не раздумали? Маршрут психологический; опасных мест не так уж много, но впечатления будут сильные. Еще не поздно отказаться, тогда пойдем в другие пещеры.

Молчу. Скалолаз из меня неважный, пропастей под ногами не люблю. В пещерах, если опасно, всегда можно использовать страховку. А здесь… Ящерицей лезть по скалам? У ящериц, по крайней мере, есть хвост, чтобы уцепиться или сбалансировать. Но не идти же мне обратно?

— И еще одно: в вашей обуви не пройти.

Мои трикони на горных ботинках стерлись почти до основания — не зубья, а железные шишечки. Разуваюсь, прячу ботинки в куст. Снимаю толстые шерстяные носки — джурабы. Поправляю на спине сумку с аппаратом и вспышкой.

— Сколько до пещеры?

— Метров триста.

Перед спуском в Чиль-Устун

Сначала было почти легко. Подобие тропы в две ладони шириной, хорошие захваты для рук и все-таки не совсем отвесная стена. Под ногами, на дне ущелья, сумрачно и прохладно, а щебень обжигает подошвы. Но вот тропа обрывается. Перед нами косая плита, нужно сесть на нее, осторожно сползать ногами вперед и стараться не скользнуть слишком быстро! Пятки упираются в щель. Несколько шагов — и, держась за ствол фисташки, переползаю на новый обрывок тропы. Опять отвес, захваты на нем трудно различить. Вцепляюсь в них так, что, кажется, никакая сила не оторвет; ногу влево, другую; перевести руку, только не глядеть вниз, это совсем не страшно, это не должно быть страшно — идти вот так по отвесу, как муха по стеклу. Нельзя отвлекаться, надо думать только о том, чтобы лучше ухватиться за выступ. Камешек под ногой шевельнулся, прочь его — глухой стук внизу. Под щекой теплая скала. Шаг влево, еще шаг, как можно дальше отвести руку… Она нащупывает отполированный чьими-то руками корень.

Голос Олега:

— Он надежен, беритесь прочнее…