Под знаком черного лебедя

Тело Тома Юэна судорожно задердердергалось, дрожа сложилось, как перочинный нож, и у него из груди вырвался звук, как будто лопается стальной кабель. И еще раз – словно ему заехали сапогом по яйцам.

Ее ногти впились ему в ягодицы, оставляя лососевого цвета рубцы.

Рот Дебби Кромби открылся идеальной буквой «О».

Водовороты ветра донесли звон с колокольни Святого Гавриила – час дня, а может, два. Дезертир Дуран наверняка ушел на много миль вперед по верховой тропе. Мне оставалось надеяться только на то, что он попадет ногой в ржавый барсучий капкан. Дуран будет умолять меня сбегать позвать кого-нибудь на помощь. А я скажу: «Что ж, Дуран, я это всесторонне обдумаю».

Дебби Кромби и Том Юэн так и не разлепились. Она слегка задремала, но Том храпел вовсю. Красная бабочка-адмирал присела ему на спину – попить из набежавшей в ложбинку лужицы пота.

Меня одолевали голод, нервы, тошнота, зависть, сонливость, стыд и еще тысяча разных чувств. Я точно не был горд, мне не было приятно, и вообще я решил, что этим заниматься меня как-то не тянет. Они во время этого занятия издавали какие-то совершенно нечеловеческие звуки. Ветер укачивал каштан, а каштан укачивал меня.

– ГААААААААААААААААА! – орал Том Юэн. – ВАААААААААААААА!

Дебби Кромби тоже заорала. Глаза у нее были широко распахнутые, совсем белые.

Он подскочил и свалился с нее на бок.

– Том! Том! Все хорошо! Все в порядке! Успокойся!

– Черт черт черт черт черт черт!!!

– Милый! Это я, Дебс! Успокойся! Тебе просто кошмар приснился! Плохой сон.

Голый, запеченный солнцем Том закрыл испуганные глаза, кивнул, чтобы показать, что он понял, скрючился у корня-щупальца и схватил себя за горло. Таким криком он наверняка сорвал связки.

– Все в порядке! – Дебби Кромби натянула свое лавандовое платье и обняла Тома Юэна, как мать ребенка. – Милый, ты дрожишь! Надень на себя что-нибудь. Все хорошо, успокойся.

– Прости. – Голос у него был какой-то мятый. – Я тебя напугал.

Она прикрыла ему плечи его же футболкой.

– Что тебе приснилось?

– Ничего.

– Черта с два ничего. Расскажи!

– Я был на «Ковентри». Под огнем противника…

– Ну, ну?

Том плотно зажмурил глаза и замотал головой.

– Продолжай!

– Нет, Дебс. Это слишком… слишком живой сон. Елки.

– Но, Том! Я тебя люблю. И хочу знать.

– Да, и я тебя тоже люблю – слишком сильно, чтобы тебе такое рассказывать. И все тут. Давай пошли уже обратно в деревню. Пока нас не увидел какой-нибудь пацан.

Между островерхими грядами росла аккуратными рядками цветная капуста. Я дошел до середины поля, когда с ревом налетели самолеты, раздирая в клочья небо над долиной Северна. «Торнадо» летают над нашей школой по нескольку раз на дню, так что я был готов зажать уши ладонями. Но к чему я не был готов, так это к появлению трех «хоукер-харриеров» с вертикальным взлетом – они пронеслись так низко, что казалось, можно бейсбольной битой достать. Шум был чудовищный! Я скрючился в комок и осторожно подглядывал. «Харриеры» заложили крутой вираж, врезались в Мальвернские холмы… почти… и с визгом ушли на Бирмингем ровно на такой высоте, чтобы их не мог засечь советский радар. Когда начнется третья мировая война, так будут летать МиГи с аэродромов в Варшаве и Восточной Германии – с визгом, на такой высоте, чтобы не засекли радары. Бомбить таких, как мы. Английские города и деревни – такие, как Вустер, Мальверн и Лужок Черного Лебедя.

Дрезден, Лондонский Блиц и Нагасаки.

Я лежал, свернувшись в комок, пока рев «харриеров» не затих наконец вдали, растворившись в шуме машин и шелесте ближних деревьев. Земля – это дверь, если только приложить к ней ухо. Вчера по телевизору миссис Тэтчер беседовала с какими-то школьниками о крылатых ракетах.

– Единственный способ остановить хулигана, который обижает других детей на площадке, – это показать ему: если он тебя стукнет, то в ответ получит сдачи!

Кажется, она так же не сомневалась в истине этих слов, как в том, что глаза у нее голубые.

Но ведь Росс Уилкокс и Грант Бёрч знали, что могут получить сдачи, и это не помешало им подраться. Разве не так?

Я стряхнул с себя солому и грязь и пошел дальше. В углу следующего поля я заметил старомодную ванну. Судя по истоптанной копытами грязи вокруг, ванна использовалась как кормушка. В ней лежало что-то прикрытое огромным мешком из-под удобрений. Меня одолело любопытство, и я сдернул мешок.

В ванне лежал замазанный грязью труп мальчика моего возраста.

Вдруг он сел и схватил меня за горло.

– ПРАХ ЕСИ И ВО ПРАХ ВОЗВРАТИШЬСЯ!!! – прохрипел он.

Прошла уже целая минута, но Дин Дуран все еще уссывался.

– Видел бы ты свою рожу! – хрипел он сквозь смех. – Видел бы ты!

– Ну хорошо, хорошо, – снова сказал я. – Поздравляю. Ты гений.

– У тебя была такая рожа, как будто ты обосрался!

– Да, Дуран. Считай, ты меня поймал. Успокойся уже.

– Классный розыгрыш! Я лучше и не припомню!

– Так чего ты свалил? Я думал, мы собирались искать туннель вместе?

Дуран перестал ржать:

– Ну… ты же знаешь…

– Нет, не знаю. Я думал, у нас уговор.

– Я не хотел тебя будить, – неловко сказал Дуран.

«Это что-то связанное с его отцом», – догадался Нерожденный Близнец.