Под знаком черного лебедя

Папа всегда придирается к моим покупкам. Либо это оказывается дерьмо из Тайваня, либо я переплатил за вещь, которой попользуюсь только два раза. Даже если нет никакой проблемы, он ее придумает, как в тот раз, когда я купил наклейки «ВMX» для велосипеда и папа устроил целый спектакль из заполнения бумаг для страховой компании: он, оказывается, теперь вынужден поменять графу «Описание транспортного средства». Это чудовищно нечестно. Я же не критикую то, как он тратит свои деньги.

– Это змей.

– Вижу… – Папа уже вытащил змея из обертки. – Какой красавец! Это Дэнни тебе помогал выбирать?

– Да. – Я не хотел радоваться тому, что папа доволен. – Немножко помог.

– Подумать только, ты купил себе змея! – Папа принялся разглядывать каркас. – Слушай, давай завтра встанем на рассвете. И попробуем запустить его на пляже! Ты и я, и больше никого. Пока не выползут все эти отдыхающие и не займут каждый квадратный дюйм, а?

– Да, папа.

– На рассвете!

Я изо всех сил чистил зубы.

Папа и мама могут на меня злиться, язвить, пилить меня, как хотят, но стоит мне показать хоть тень обиды, папа с мамой негодуют, как будто я пожираю младенцев. Я их за это ненавижу. Но я и себя ненавижу за то, что, в отличие от Джулии, не могу за себя постоять. Поэтому я ненавижу своих родителей за то, что из-за них ненавижу себя. Детям запрещают жаловаться на несправедливость, потому что все знают: дети постоянно на это жалуются. «Жизнь несправедлива, Джейсон, и чем раньше ты это поймешь, тем лучше». Вот так. И вопрос решен. Значит, это ничего, если мама или папа нарушает свои обещания мне и все наши договоренности летят в унитаз? А почему?

Потому что жизнь несправедлива, Джейсон.

Тут я заметил папину электробритву в футляре.

Я ее вытащил – просто так. Она лежала в футляре плотно, как невключенный световой меч.

«Воткни ее в розетку, – шепнул Нерожденный Близнец из угла ванной комнаты. – Слабо тебе».

Бритва ожила, пронизав вибрацией весь мой скелет.

Папа меня убьет. Мне нельзя трогать его бритву – это настолько очевидно, что он никогда не говорил об этом. Но он даже не побеспокоился передать мне, чтобы я пошел на «Огненные колесницы» один. Бритва подползла поближе к пушку на моей верхней губе… ближе…

И укусила меня!

Я выдернул бритву из розетки.

О боже. Теперь у меня на верхней губе дурацкая пролысина.

«Что ты натворил?» – взвизгнул Глист.

Утром папа все увидит и, конечно, обо всем догадается. Единственный выход – сбрить весь пушок. Но ведь это папа тоже заметит?

Мне было нечего терять. Бритва щекоталась. На тройку по шкале от 1 до 10.

Было и немножко больно тоже. 1/4 по шкале от 1 до 10.

Я со страхом осмотрел результат. Лицо выглядело по-другому, но трудно было бы сказать, что именно изменилось.

Я провел указательным пальцем по верхней губе, где раньше был пушок.

Поразительная гладкость, как у сливок только что из холодильника.

Я случайно открыл кожух лезвия. Жесткая папина щетина и мой почти невидимый пух высыпались темным снегом на белый фаянс раковины.

Я лежал на животе, так что ребра на груди вдавились в спину.

Мне хотелось пить – надо встать, выпить стакан воды.

Я пошел и налил себе стакан воды. У воды в Лайм-Риджисе вкус бумаги. Я не мог уснуть на боку. У меня раздувался мочевой пузырь.

Я долго мочился, думая при этом: нравился бы я девочкам больше, если бы у меня были шрамы? (Сейчас у меня только один крохотный шрамик на пальце, где меня укусила морская свинка Найджела, моего кузена, когда мне было девять лет. Хьюго, другой кузен, сказал мне, что морская свинка больна миксоматозом и теперь я умру в страшных мучениях, думая, что я кролик. Я ему поверил. Даже написал завещание. Шрам теперь почти не виден, но тогда из раны била кровь, как вишневый лимонад из переболтанной банки.)

Я перевернулся на спину – теперь ребра со спины давили на грудь.

Мне стало жарко, и я снял пижамную рубаху.

Мне стало холодно, и я надел пижамную рубаху.

Сейчас зрители расходятся из кино после «Огненных колесниц». Контролерша бродит по рядам, собирая стаканчики от мороженого, обертки от жвачки и пустые пакетики из-под конфет в мусорный мешок. Салли из Блэкберна и ее новый приятель выходят на улицу, говоря друг другу, какой классный фильм, хотя они весь сеанс лизались и гладили друг друга в разных местах. Приятель Салли зовет ее на дискотеку. Салли отвечает: «Нет, пойдем к нам в трейлер. Все остальные еще не скоро вернутся».

Песня UB40 «One in Ten»[19] сотрясала костяк отеля «Экскалибур».

Луна растворяла мне веки.

Время обратилось в кисель.

– Уууу, гребаный дребаный Солт, мать его в бога душу!

Папа рухнул на ковер.

Я притворился, что все равно сплю, по двум причинам: 1) я еще не был готов его простить; 2) он врезался в стены и мебель, как пьяный в комедийном фильме, источая алкогольные пары, и если он будет ругать меня за то, что я пользовался его бритвой, то лучше подождать с этим до завтрашнего утра. Дин Дуран прав. Видеть своего папу пьяным – та еще радость.

Папа добрался до ванной, двигаясь, словно в невесомости. Я слышал, как он расстегивает молнию. Он попытался тихо помочиться в унитаз.