Под знаком Льва

Всей землей опираясь на посох,
мы, былую забывши удалость,
по чужбине писали зигзаги,
в безразличье упрятав усталость;
да, выписывали мы зигзаги,
как святые, хлебнувшие браги.

По чужбине писали зигзаги

мы, землей опираясь на посох
и бездумно гордясь пустотою
новых песен, безбожно гундосых.
К отчей кровле, пленившись корчмою,
поворачивались мы кормою.

Да, выписывали мы зигзаги

на чужбине, свою бесшабашность
выдавая за высшую зрячесть
и свою не постигнувши зряшность!
Мы бродили бесцельно по свету,
став глухими и к цвету и к свету.

Как Верлен и Рембо, виноградник

променяли на грязный мы город;
как Рембо и Верлен, мы поймали
наше горькое счастье за ворот.
Эта страсть просочилась нам в жилы:
в дрожь вогнала и заворожила.

Как Верлен и Рембо, совместил я

и злокозненность и простодушье,
под загадкой двуликого сфинкса
расписавшись удушливой тушью.
Я и Я. Я — не Я. Парадигма
ядовитей, чем язва и стигма!

Всей землей опираясь на посох,

мы, как будто ручей по ложбине,
все петляли, писали зигзаги
по чуравшейся чуда чужбине,
где пригрела небесная сфера
не Венеру, а глаз Люцифера.

Рассказ Рамона Антигуа о прискорбных нравах, царящих в долине Кауки