Под знаком Σ

– Забавный он, правда же, Ирука? Посмотри какой аномальный разброс пигмента, и линия ровно посередине, кхе-кхе. Ну, что там с его анализом крови, всё разобрала?

Химера… хотя, химера ли это? Хомункулус, может быть… но бывают ли они настолько переделанными? Что за чушь, разумеется, они могут быть совершенно любыми, если у биоконструктора хватает фантазии и умения.

Это существо повернуло лицо к Аврелию и что-то совсем тихо зашептало туда, где, вероятно, находится ухо. Он начал смеяться так, будто его одновременно щекочут и душат, а потом кивнул:

– Моя дочь полностью разобрала твой состав крови и… акх-ха… находит уровень сахара и холестерина запредельно высоким. Слышал, что вчера ты начал подготовку к уничтожению всех съестных припасов на острове и неплохо продвинулся…

Гай удивился:

– Ты что, шутить пытаешься, сапиенс вир?

– Кхм! Я… нет…

– А зря, чувство юмора у тебя отменное! – расхохотался мальчик.

– Хм-кхм, что ж, в остальном кровь прекрасна, как и у других образцов. А ещё моя дочь считает, что ты милый.

Химера зашипела и явственно сдавила тело Аврелия многочисленными кольцами, отчего он закряхтел.

– Ты тоже очень мила, Ирука, – сказал Гай. – А она действительно твоя дочь? Твоя кровная дочь?

– Истинно так, образец номер три. Ирука создана с использованием моего генетического материала. Разве же она не прекрасна?

Гай поглядел на сколопендру ещё раз, та взмахнула длинными ресницами и отвела глаза.

– Она-то прекрасна, но ты – настоящий урод, причём, наверное, не только снаружи.

– Ха! Очень ценное мнение, образец номер три, но мы отклонились от темы исследования. Посмотрим, как ты устроен внутри… экхем… кхемх-х… Варфоломей, сундук с воксилентиями мне сюда!

Один из великанов поднялся с корточек и побрёл в соседнюю камеру, пригибаясь. Гай глухо засмеялся.

– Что на этот раз тебя так порадовало?

– Это не совпадение, а закономерность!

– Что?

– Ты назвал их именами христианских апостолов: Левий Матфей и Варфоломей!

Кожаный клюв медленно повернулся к Гаю.

– Хм, допустим. Но откуда отроку вроде тебя известны имена основателей иудейской секты, запрещённой по всей территории империи? Это не проходят в гимнасиях и на домашнем обучении не рассказывают, их память…

– Предана анафеме. Не беспокойся, сапиенс вир, никто не обучал меня запретному. Я знаю эти имена из прошлой жизни. Ну, ты будешь меня обследовать или можно уже одеваться?

Биопровидец ответил не сразу, замер на несколько секунд в объятьях своей дочери, которая волнообразно перебирала бесчисленными ногами, создавая подобие волнистой бахромы.

– Да… да, долг крови священен.

Великан Варфоломей притащил сундук, а карлики быстро разложили цикад на теле Гая, их острые лапки немного щекотали его кожу. Затем повторилось вчерашнее: авгур стал чертить пальцами по стеклу, а мальчик следил за всем, то и дело ловя на себе взгляды Ируки. Похоже, химера… нет, всё же хомункулус, действительно заинтересовалась им.

– Мне разговаривать можно? – через пять минут спросил Гай.

– Ты это любишь, как я заметил… кха-кха…

– Ещё бы. Дед говорит, если бы я был достаточно умён, чтобы запоминать законы, то стал бы юдексом, но я просто люблю болтать.

– Что ж, хм, пока что воздержись.

Биопровидец отошёл и достал из аквариума нечто похожее на розовато-прозрачного осьминога с забавными отростками, напоминающими ни то крылышки, ни то уши, помог этой дряни охватить верхнюю часть Гаева черепа и прикрепил к ней конец тонкого церебрального шнура. Тот присосался как минога, тогда как другой конец оказался в аквариуме у муреноската, названного контролёром.

– Вот и проверим уровень твоей мозговой активности, пока болтаешь. Расскажи-ка, кхем-кхем, про свою предыдущую, кхем, жизнь.

Гай широко улыбнулся:

– О, да я тебя заинтриговал! Спрашивай, что хочешь, я всё скажу!

– М-м-м, даже не знаю, с чего начать. Когда ты стал думать, что у тебя была другая жизнь?

– Незадолго до рождения. – отчеканил Гай. – У мамы в утробе было очень хорошо, уютно, тепло и темно, я слышал, как билось её сердце и это было лучше любой музыки, полное благорастворение. Именно тогда я и понял, что переродился. Сейчас мама иногда вспоминает, что из всех братьев и сестёр я единственный кто упирался, не желая выходить на свет, возможно, это потому, что тогда моё состояние было идеальным, я не хотел рождаться, хотя не припомню, чтобы действительно пытался что-либо сделать. Что вообще может новорождённый, верно?

– Продолжай.

– Ну, что продолжать? Глаза открылись не сразу, хотя слух был неплохой. Я помню всё, как меня кормили, как подтирали задницу, помню, как слабы и непослушны младенческие руки, помню, что знание о назначении вилки нисколько не помогает сразу же научиться правильно её держать. Помню вкус материнского молока и боль от колик, помню, как поначалу не мог облегчаться, потому что пищеварительная система ещё только-только запускалась. Помню, как сначала плохо понимал взрослых, потому что они говорили на низкой латыни, а я знал только высокую.

– Ох, то есть, ты родился со знанием высокой латыни?