— Во-первых, хочу, чтобы ты успокоилась. Понимаю, что события последних дней крайне неблагоприятно сказываются на состоянии психического здоровья. Кому угодно было бы тяжело… — начал доктор, но я не дала ему договорить.
— Вы считаете меня сумасшедшей?
— Августа, не нужно додумывать за меня то, чего я не говорил, — доктор попытался изобразить на лице улыбку. — Лишь хочу сказать, что из-за нервного потрясения тебе могло это только присниться.
Я сжала челюсти и замотала головой. А он продолжил:
— Пойми, твоего деда убили не люди, а какая-то загадочная болезнь, я уверен. Об этом говорит состояние его внутренних органов.
Святая Мария, как же хотелось в этот момент выложить все, о чем знаю! Чтобы он поверил мне, чтобы не смотрел так снисходительно. Все, что угодно, только не эта жалость в глазах. Но тогда моя тайна будет раскрыта, а этого допустить нельзя.
— Это… вы проводили… некропсию?
Врач на секунду приостановил занятие и внимательно взглянул в глаза. Меня всегда интересовала медицина, поэтому, прочитав множество справочников в семейной библиотеке, я могла похвастаться знанием некоторых терминов. И все же сейчас было не до того, слова сами вылетели из уст, прежде чем я думала.
— Не я, но мне удалось поприсутствовать во время нее, — покачал головой он и посмотрел на директрису. — Наталья Федоровна, голубушка, распахните шторы, мне мало света.
Женщина без лишних слов повиновалась. В кабинет проникли яркие, но уже не обжигающие лучи, какие только могут быть в самые последние дни лета.
— Порез очень глубокий, придется наложить швы, — заключил доктор еще через полминуты осмотра. — Держи, — он протянул маленький стеклянный пузырек, — выпей.
— Что это? — напряглась я.
— Настойка опиума, — пояснил врач.
Я принимала опиум всего раз в жизни, когда у меня безумно разболелся зуб. И прекрасно помнила, в каком состоянии находилась после: сознание затуманено, тело слушается плохо. Нет, я не могу себе такого позволить. Сейчас нужна ясная голова.
— Не стоит, — убрала его руку с пузырьком. — Зашивайте так.
В кабинете на несколько секунд повисло недоуменное молчание.
— --
*Корпия — нащипанная на нити хлопчатобумажная ветошь.
— Ты с ума сошла? — изумился мужчина. — Зачем терпеть такую боль?
— Так нужно, доктор. Я выдержу.
— Августа, вы поступаете очень неразумно, — вмешалась директриса.
По ее выражению лица я поняла, что она хотела выразить свои мысли гораздо более грубыми словами. Но не могла себе такого позволить. Хорошие манеры были у этой женщины в крови. Не зря же она стала управлять одним из самых престижных частных заведений Северо-Западных губерний. И плату за обучение, хочу заметить, брала соответствующую.
Я с серьезным видом наблюдала за тем, как врач достает иглу и нитки.
— Не бывает настолько реалистичных снов, — снова попытала счастья. — Это было наяву.
Он посмотрел на меня внимательно, накрыл своей теплой ладонью мою здоровую кисть и, глядя в глаза, промолвил:
— К сожалению, девочка, бывает. Расскажи мне, как все произошло?
— Вы все равно не поверите!
— Прошу, сделай это для старого доброго дядюшки Йозефа.
Его улыбка казалась столь добродушной, что я не смогла отказать и рассказала в подробностях обо всем произошедшем накануне.
— Ты знакома с понятием лунатизма?
Я шире распахнула веки.
— Да, читала об этом! Но здесь вы неправы! Лунатики не помнят, как ходили во сне, я же прекрасно отдаю отчет в своих действиях.
— Что-то непохоже, — пробурчала под нос Наталья Федоровна. Я сделала вид, что не слышала ее, все внимание сосредоточив на мужчине передо мной.
— А ты неплохо осведомлена. Жаль, что женщинам нельзя учиться на врачей, — вздохнул тот. — Однако не все так просто. Эта область еще очень плохо изучена. Думаю, мы еще очень многого не знаем об особенностях сна. Так что все может быть.
— Зачем вы приехали, Йозеф Соломонович? — резко сменила тему я.
— Повидаться с тобой, — пожал плечами доктор. — Ты же знаешь, мы с Петром были добрыми приятелями. Я беспокоюсь о тебе.
— Ну так поверьте! Моего деда убили! — воскликнула я. — И теперь пытаются добраться до меня! Но никто и пальцем не шевелит, чтобы разобраться с этим!
Хотела продолжить тираду, но первый же прокол воспаленной кожи изогнутой иглой выбил меня из реальности. Боль была настолько пронзительна, что хотелось выть. Я до крови закусила нижнюю губу, пытаясь сдержать рвущийся наружу крик. Но все равно из горла вырывались глухие стоны. Йозеф остановился и снова предложил обезболивающее. Я опять отказалась.
— Упрямая, — цыкнул языком он. — Как дед.
Как долго продолжалась эта пытка, не знаю. Показалось, что целую вечность. Когда он закончил, в глазах темнело. Не только кисть, но и все предплечье беспощадно пульсировало. Врач достал другую баночку, поднял руку и посмотрел ее содержимое на просвет. Там лежали какие-то круглые пилюли, за коричневым стеклом и не поймешь, какого цвета.
— Хорошо, — сказал он. — Будь по-твоему. Хочешь терпеть боль — терпи. Но вот это ты должна принимать в течение недели, иначе рана может загноиться и придется отнять руку.
Меня даже передернуло от такой перспективы.