Под знаком Софии

– Что же вы сделали с сердцем светлейшего? – спросила у священника гостья. – Помнится, перед смертью Григорий Александрович просил, чтобы его сердце отвезли в родное Чижово и погребли там.

– Графиня Браницкая исполнила желание дядюшки, – успокоил незнакомку священник. – Она увезла сердце князя с собой – верно, для того, чтобы упокоить там, где Григорий Александрович увидел свет.

– Как жаль, что я сама не сделала этого! – горько вздохнула женщина. И добавила, видимо, желая оправдаться перед священником: – До недавних пор, батюшка, я была почти что пленницей. Безвыездно жила в уманском имении мужа. Но когда случайно узнала о кощунственных планах императора – поспешила сюда. Чтобы предупредить вас…

– Не так уж важно, кто исполнил предсмертное желание князя… – назидательно заметил священник. – Важно, что оно исполнено.

– Вы, правы, батюшка, – еще тяжелее вздохнула гречанка, – но, как жаль, что мне не удалось опередить графиню! Сердце, бившееся для меня, я должна была и похоронить!

Отец Иоанн поморщился: женское соперничество над гробницей светлейшего вызывало у него раздражение.

– Не время сводить счеты, сударыня! – одернул он гречанку. – Чаю, вы приехали не за тем, чтобы досадовать на графиню Александру Васильевну.

– Верно, не за этим! – опомнилась женщина. – Я приехала, чтобы предупредить вас и попрощаться… с ним… – нежная ручка гостьи коснулась свинцового гроба.

– Стало быть, прощайтесь, – ответил отец Иоанн. – Я оставлю вас здесь на несколько минут.

– Кто кроме вас приходит в этот склеп? – спросила гречанка.

– Поклониться гробнице светлейшего приходят многие! – ответил отец Иоанн. – Жители Херсона, да что там – Херсона, всей Новороссии, товарищи его походов!

Приезжают и греки… Князь Потемкин для многих был отцом и благодетелем.

– Это хорошо, что не забывают, – сказала женщина, и лицо ее озарилось нежным, тихим светом. – И я не забыла… Оставьте нас вдвоем, батюшка.

– Вам, сударыня, довольно будет света лампады… – сказал напоследок священник и стал медленно, осторожно, подниматься по ступенькам. – Я вернусь за вами… Молитесь…

Женщина рухнула на колени перед гробом и тихо заговорила на языке, который отец Иоанн изучал в семинарии, но потом почти забыл. Сладкая эллинская речь полилась из ее красиво очерченных, сочных губ, и отцу Иоанну показалось, что князь вот-вот ответит ей – на языке Гомера. Чтобы не помешать этому деликатному разговору, священник вышел.

Гречанка ушла так же внезапно, как появилась. А через несколько дней после этого загадочного визита в Херсонский крепостной собор пожаловал сам император Павел.

Прямой, непоколебимый, в напудренном парике и скрипучих ботфортах, Павел вошел в собор, бряцая шпорами и тяжелой шпагой. Словно был на плацу, а не в храме Божьем! Прозрачными, слегка навыкате, глазами, оглянулся по сторонам так, как будто совершал очередную инспекцию. Потом бросил сердитый взгляд на отца Иоанна. За спиной у императора замер вездесущий Кутайсов, но священник нисколько не испугался – земная власть не внушала ему ни страха, ни благоговения.

– Что угодно Вашему Императорскому Величеству? – спросил соборный настоятель.

– Где похоронен Потемкин? – рявкнул император, и отец Иоанн заметил, что голос у государя неприятный, лающий, а в минуты гнева срывается на фальцет.

– Гробница светлейшего князя в подвале собора, – ответил отец Иоанн. – Изволите спуститься?

– Изволю, отец мой, – нетерпение императора было столь очевидным, что настоятель недоуменно пожал плечами. – Ведите…

Павел Петрович шагнул вперед, и вслед за ним шагнул было Кутайсов… Но государь жестом остановил своего спутника, и тот послушно застыл на месте.

Священник с императором спустились в подвал, но Павел Петрович и не думал в скорбном молчании стоять над гробом.

– Я предписываю вам, батюшка, – прокричал император, и голос его действительно сорвался на фальцет, – после моего отъезда выполнить одно тайное распоряжение! Надобно покарать этого государственного преступника, так долго вредившего мне во мнении матери, императрицы Екатерины! Человек, который лежит здесь, не имеет никаких заслуг перед Отечеством! И память его, как и гроб, следует сравнять с землей! Никакого склепа, никаких баб, рыдающих над гробом! Никаких паломников и молитвенников за его душу! В яму его, как самоубийцу, как собаку, как падаль! Да так, чтобы никто не узнал, где эта яма!

Отец Иоанн промолчал, и Павел Петрович принял его молчание за боязнь ослушаться императорской воли.

– Я покидаю сей храм, отец мой, и уповаю, что вы выполните сие предписание! – продолжил Павел и, как мальчишка, побежал вверх по ступенькам. Соборный настоятель помедлил несколько минут, а, когда оказался наверху, то увидел, что император с Кутайсовым покинули храм.

«Права была гречанка, когда с предупреждениями приходила… – подумал отец Иоанн. – Император не смог поквитаться с живым и решил отомстить мертвому. Но не мне ему пособничать. Князь Потемкин не лишится могилы, пока я жив…»