Под знаком Софии

Но Фике гораздо больше интересовала далекая Россия, благодаря которой у нее появились новые чулки, а на хорах штеттинского замка заиграли музыканты. Богатая, сказочная Россия и ее правительница – красавица Эльза, вот о чем Фике была готова говорить день и ночь. Но мадемуазель Бабетта этих тем не поддерживала, а Иоганне надоело отвечать на вопросы дочери.

Фике попыталась заговорить о таинственной России со своим наставником, обучавшим ее Закону Божию, истории и географии. Он рассказал девочке, что православная или греческая церковь – древнейшая из христианских церквей, потому что более всех приближена к вере апостолов. Однако дальнейшие разговоры о России наставник почему-то прекратил – наверное, понял, что не стоит внушать примерным лютеранам уважение к греческой церкви. Так что Фике мечтала о России в одиночку, но в канун нового, 1743 года, в шттетинском замке случилось необыкновенное событие, перевернувшее скучную жизнь Ангальт-Цербстского семейства…

Вечером первого января вся семья собралась в сумрачной капелле штеттинского замка, где играл лучший в городе органист. Фике слушала суровый рокот органа, и ей казалось, что это море, которого она никогда не видела, но о котором слышала от француженки воспитательницы, шумит у самых сводов и пытается ворваться в залу. Ну, наверное, чтобы затопить ее вместе с присутствующими. Мадемуазель Бабетта говорила, что римляне называли это море внутренним, потому что его берега заключали в себя весь мир. Фике закрывала глаза и представляла себе реку без берегов, сияющую словно весеннее небо над Штеттином и рокочущую словно орган.

Герцог Иоганн отбивал сапогом такт, его жена мечтала о предстоящем свидании с очередным «cher ami»… А француженка гувернантка поеживалась от холода – она никак не могла привыкнуть к померанским морозам, да и капеллу так плохо протопили! Герцог, увы, был очень скуп…

Фике, зажмурившись, блуждала по берегам своих грез, как вдруг в зале появился незнакомец. Вошел – и стал за спиной Фике, полуобняв деревянное кресло с резной спинкой, в котором сидела девочка.

Фике не сразу заметила вошедшего, но герцогиня Иоганна обернулась и замерла от изумления. За спиной ее дочери стоял смуглый темноволосый человек – высокий, худощавый, с точеными кистями рук, тонкими, длинными пальцами музыканта и улыбкой, в которой знание мешалось с печалью. Под пристальным, пронизывающим взглядом его слегка косящих глаз бесцеремонная Иоганна впервые в жизни почувствовала себя неловко. Она облизнула пересохшие от волнения губы, тихо спросила: «Кто вы?». «Граф Сен-Жермен, сударыня, – улыбаясь, ответил ей гость. – Я хотел бы поговорить с вашей дочерью. Наедине…»

– Но это совершенно невозможно! – охнула Иоганна, а ее супруг, только заметивший вошедшего, сердито буркнул:

– Моя дочь не разговаривает с посторонними!

А Иоганна спросила, каменея от испуга:

– Да как вы вошли сюда?

Взгляд гостя внезапно потеплел. Незнакомец ласково улыбнулся герцогине, и она совершенно успокоилась, как будто в неожиданном появлении таинственного господина не было ничего необычного и пугающего. Потом гость прикоснулся рукой к головке Фике, и девочка кубарем скатилась со стула и подбежала к загадочному графу, улыбаясь ему так, как никогда не улыбалась домашним.

– Оказывается, этот волчонок умеет улыбаться! – сказала герцогу Иоганна.

– Да сядьте же вы! – приказал дочери герцог.

В чудеса он не верил, в магнетизм тоже и собирался было указать гостю на дверь, как вдруг граф Сен-Жермен, словно прочитав мысли и намерения Иоганна-Христиана Ангальт-Цербстского, протянул ему запечатанное письмо.

– Это письмо от Его Величества короля Прусского, – спокойно и дружелюбно объяснил граф, – в нем король просит разрешить мне свидание с вашей дочерью. Но я прибыл в Штеттин не по приказу короля и даже не по собственному желанию. Вашу дочь ожидает дальняя дорога и тяжелые испытания. Я должен помочь ей, внушить веру в себя и упование на милость Божью.

– Моя Фике и так уповает на милость Божью… – возразил герцог, но письмо все же раскрыл, прочитал и немедленно со всем согласился.

– Королевская воля – закон в доме его подданного, – сообщил гостю Иоганн-Христиан. – Где вы намерены говорить с Фике?

– Здесь… – ответил нежданный гость. – После… Когда все мы насладимся дивными звуками органа… Флейта нашего доброго короля Фридриха чуть было не отбила у меня вкус к музыке!

– Говорят, вы сами – музыкант? – осмелилась спросить оробевшая Иоганна.

– Я чтец, сударыня, – ответил Сен-Жермен, и его ласковая улыбка медом пролилась в душу герцогини, – читаю человеческие души словно запечатанные письма. Такой дар ниспослал мне Господь.

Когда рокот органа стих и наступило время покинуть капеллу, родители оставили Фике наедине с незнакомцем.

– Прочитайте и мою душу, сударь! – предложила девочка и осторожно прикоснулась исцарапанными пальцами к тонкой, точеной кисти посланца дяди Фрица.