Под знаком Вовки

Он влюблялся странно - очень постепенно. По капле, по взгляду, по эпизоду, по слову, сказанному ими друг другу. Или вдруг ракурс, движение, изгиб, удачно упавший свет… И мозги, конечно, у девочки. Как ни странно, это оказалось важно. Его любовь включала в себя и уважение.

До этого Сергей никогда не любил женщину. Да и понятие «любил», тоже…

Это в двадцать ты думаешь, что для счастья нужна любовь, но понимаешь ее в основном, как секс. А с опытом начинаешь понимать, что это просто постель, а в постели необязательно любить, чтобы наслаждаться телом партнера.

Была одна… темная, горделивая, злая – не от большого ума, а от больного самомнения, как потом оказалось. И еще одна, которая всерьез как-то выдала, что Пушкина на дуэли убил Дантист. Потом он еще трахал ее какое-то время – весело, но дальше стал избегать, потому что всегда весело быть не может, а иначе с ней уже не получалось. И эта тоже его бросила, что-то там предъявив, а он легко выдохнул, отослав ей цветы. Сам избегал рвать отношения, это означало бы обидеть женщину. Пускай уж лучше "обижают" его.

Эталоном отношений мужчины и женщины он считал отношения родителей. Видел их, наблюдал. И отец говорил с сыновьями об отношении мужчины к женщине. Без повода и по поводу – все складывалось в выводы и становилось устойчивой чертой характера.

Сергей Фаттахов не считал себя ни плохим, ни хорошим, но Саша с ее чрезмерной на первый взгляд жертвенностью и жадностью к жизни, направленной в узкое русло, казалась ему чем-то недосягаемым и почти неземным. И то, что он видел, Сергею нравилось - тоненькая, нежная, печальная... А сейчас еще и с прической этой... делавшей ее совсем молоденькой и трогательно растрепанной. Ее фото регулярно присылали ему на вайбер – одну, с Вовкой, верхом на Косте… Она не оставила верховую езду и Косту тоже не сменила.

На это фото он не мог смотреть спокойно – сразу вскакивал, ходил, занимал себя чем-то… Срывало в физиологию, потому что сразу перед глазами - тот денник и сладко-беззащитная девочка в его руках. И он… жеребец жеребцом – без ума совершенно, на голых инстинктах.

И кто он такой, опять же… если его любовь получается неразделима с этим инстинктом и с платоническим хождением за руку не имеет ничего общего? Рядом с возвышенным служением Саши памяти мужа и своему сыну он видел себя именно ошалевшим от желания жеребцом – пошло и низменно, очень примитивно видел. Жадно, горячо и сладко до безумия.

В один из таких моментов, когда от этих воспоминаний и воздержания внизу гудело и дымилось… вспомнились женские взгляды в ресторане. Когда это случилось?.. Наверное, месяцев через шесть после начала работы в Калининграде. Этот период был чертовски тяжелым. И правду говорят офицеры – либидо корчится на хрен и дохнет в муках под гнетом такой службы. В его случае работы. Слишком – ответственности, слишком – впечатлений, слишком мало времени «на подумать».

И вот это время появилось…

И чувствовал он себя в свете этих мыслей не бравым жеребцом, а озабоченным и неразборчивым животным. Слабаком в конечном счете. Потому что Сашкино кипучее, хоть и узконаправленное отношение к жизни однозначно подразумевало живой темперамент, что допускало и определенные потребности. Однако же…

А он, осуществив, по сути, стратегическое отступление, просто маневр… потому что никогда в душе от Саши не отказывался, а просто вынужденно дал ей время… Он допустил такую мысль, признав этим свою слабость. Отец бы его не понял. И жаль же... жаль, что нельзя с ним сейчас поговорить, как когда-то - сидя в саду поздним вечером. А вокруг тихо падают лепестки с цветущих яблонь. Или возле казана, где тихо томится плов, а отойти нельзя ни на минуту, поддерживая нужный режим горения дров… По телефону и даже видеосвязи – все не то. Не чувствуется почти на физическом уровне... даже не ниточка, а толстенный канат доверия, протянувшийся между ними.

Определившись окончательно, Сергей решил вопрос с досугом на время работы на полигоне и всерьез занялся тем же, чем и все ребята здесь. Тренировки забирали силы, но укрепляли тело, а главное – не оставляли времени на дурные мысли. А еще, похоже, его крепко зауважали здесь.

Старик, как его стали со временем называть, показывал до фига реальные результаты. И его отношение к работе тоже подкупало. Здесь все было на виду, каждое новшество живо обсуждалось. И нельзя было не увидеть чуткую заботу Старика обо всех тех, кому предстоит еще здесь пахать. Не только оснащение полигона - в тихом зеленом районе Калининграда строился малоквартирный дом, не настолько и дорогой проект, но настоящий подарок для семей пловцов-инструкторов.

Когда стало известно об этих квартирах, к нему подошли двое мужчин, попросив о серьезном разговоре.

- Сергей… Константинович, - вспоминал его имя-отчество капитан-лейтенант Егоров – блондин-крепыш. Темноволосый Тимур Арсеньев, тот самый, который показывал ему объем работ и сопровождал в первом заплыве под городом, напряженно смотрел в глаза.