Под знаком Z

Лампа покачивается над головой, как маятник, и будто бы гипнотизирует. Подо мной – больничная кровать. Руки лежат, словно прикованные, по телу разливается приятное тепло. Веки слипаются, и хочется уже захлопнуть их, но какая-то часть сознания не желает, чтобы я снова отключался.

В воздухе витает запах химии и больничных препаратов. Над ухом шаркают шаги, доносятся глухие голоса. Кто-то ходит рядом – человека три-четыре.

Я ловлю себя на мысли, что совсем их не боюсь. Не знаю, может, мне вкололи что-то, но на душе удивительно спокойно. Напрашивается только один вопрос: где Куля?

Последнее, что помню, – как он тащил меня в медицинский центр. И что? Он его нашел? Или военные все-таки поняли, что я укушен, и перехватили Кулю до того, как он дошел?

В кисть вонзается игла, и на секунду руку обжигает боль. Шприц наполовину заполняется бордово-черной кровью, и игла выскакивает из запястья.

Боль. И легкое покалывание в кончиках пальцев.

Надо мной склоняется чье-то лицо. Впервые его вижу.

Мужчина средних лет с маленькой бородкой и прилизанными волосами смотрит на меня непонимающе и хмурится – лоб покрывается морщинками, губы изгибаются кончиками вниз.

Мимо проплывает девичья фигура в белом халате, волосы заплетены в косу до самой поясницы. В руках звенит поднос с какими-то пробирками и медицинскими приборами.

Губы бородатого шевелятся:

– Наташ, скажи, что у меня галлюцинации. – Недоумевающий скрипучий голос. – Какого лешего он до сих пор живой?

– Борис Иванович, пульс очень слабый, – механический женский голос. – На лицо все признаки заражения, но он не обращается. Не знаю, почему, но с этим парнем что-то не так.

Бородатое лицо пропадает из поля зрения.

Что со мной не так? И где я? Кто все эти люди?

Прежде чем догадка прыгает в сознание, мир начинает угасать. Чернота сгущается и пожирает свет, что льется из горящей лампы.

Тьма.

Густая, беспросветная.

Я в ней тону, как муха в клейкой массе. Барахтаюсь, беспомощно размахивая руками, а потом меня засасывает еще глубже.

…Вот так, согнувшись на кушетке, Куля просидел сорок минут. Очнулся, лишь когда услышал оглушительный хлопок двери. Мальчишка вскинул голову, поморщился и огляделся.

Кригер вышел мрачный и сосредоточенный. Лицо его заметно почернело и за это время будто бы состарилось на десять лет. Глаза заплыли, щеки похудели, лоб покрылся сеточкой морщин.

– Тебя как зовут? – обронил «профессор» сухо.

– Куля.

– Что за имя идиотское такое? – Кригер недовольно дернул подбородком. – Родители так пошутили?

– Сирота я, – сказал тот, ни капли не обидевшись. – А вообще меня Никитой звать. Кулемин Никита. Куля – это прозвище. С детства привязалось.

– А его? – он кинул взгляд в сторону двери, за которой находился Ваня. – Твоего друга?

– Ваня… Иван Лихницкий.

– Уже лучше, – кивнул Кригер. – А лет ему было сколько?

– Семнадцать, как и мне. А почему вы спрашиваете?

Куля попытался перехватить напряженный взгляд «профессора», но тот ловко отвел глаза в сторону. Потом прошел в середину комнаты и сел за стол.

– Умер твой Ваня. Пять минут назад.

Куле словно кипятком в лицо плеснули. Он подпрыгнул на кушетке, выпрямился и едва не рухнул. Сердце от натужного удара чуть не прорвало грудную клетку и заколотилось, точно заведенное.

– Да успокойся ты! Присядь.

– Не верю я! Вы лжете!!

– А с чего бы это вдруг? – брови «профессора» взметнулись вверх. – Сядь, говорю! Не все так просто.

Куля глубоко вздохнул, но так и не заставил себя сесть.

Кригер впервые посмотрел ему в глаза – на его лице отчетливо просматривалось сожаление. Похоже, не такой уж он и циник. Есть в нем что-то человеческое.

Куля стиснул зубы и смахнул нахлынувшие слезы.

– Есть и хорошая новость, Никита.

– Какая? – Куля встрепенулся, но в груди колоть не перестало. – Какая может быть хорошая новость, если Ваня мертв?!

– В его крови я обнаружил удивительный фермент, который помогал ему бороться с вирусом. Не знаю, как, но это вещество за несколько часов уничтожило заразу и не дало ей рассосаться в организме.

Куля косо глянул на «профессора». Все это звучало не столько абсурдно, сколько малоутешительно.

– А отчего тогда он умер?

– Банально, но у твоего приятеля остановилось сердце. – Кригер опустил глаза. – Видно, организм перенес тяжелую нагрузку и в конце концов не выдержал. Даже дефибриллятор не помог.

Куля почувствовал, что цепенеет. По щеке скользнула жаркая слеза и капнула на воротник рубашки.

Постояв в молчании минуту, он опустился на кушетку и поджал колени.

– А что это за фермент такой, вы разузнали?

Кригер покачал головой.

– Если бы. Твой друг был уникальным случаем. В моей врачебной практике это впервые.

Куля только отмахнулся:

– Уникален, бла-бла-бла… а толку-то? Какая, на фиг, разница, если Вани больше нет? Какой толк от этого фермента?!

Куля не заметил, как сорвался. Внутри все закипало от обиды, боли и отчаяния. Зачем они сюда так долго шли, терпели чокнутого батюшку и отбивались от ублюдков-мародеров? Чтобы все старания пошли коту под хвост?!