Под знаменами Аквилы

     Айко не выдержала и очистила свой желудок. “Падшая спаси!” - молитва ни кем не услышана, и будет вечно без ответа, потому-что Падшая давным-давно получила свое от этого мира. Славьте её имя, глупцы, она будет очень довольна, что её помнят, перед тем как снова опустошит свою новую игрушку. Зипангу проклят, потому что он один из тех, кто добровольно впустил в свой дом Падшую.

     Отвращение, одно из самых сильных чувст, дарованное разумным существам, но есть чувство еще сильнее. Это чувство сильнее даже инстинкта самосохранения. “Любопытство”! Так его ознаменовали смертные. И повинуясь ему, она набрала в рот воздух и открыла шатер.

     Она закричала.

     Внутри подвешены вниз головой освежеванные трупы, всего 9. Вонь гнили и разложения только усилилось. С кого-то капал желтый гной, а с кого-то тек жир. Полотно почернело и провоняло. Пахло хуже чем испорченная еда в неправильных условиях хранения.

     Айко ужаснулась своим мыслям, как она могла так подумать, ведь перед ней такой ужас. Мамоно символ мира, жизни и любви. Так почему она так несерьезно относится к преступлению, за которое попадали в старый Пандемониум или Лимб.

     Подул ветер, раскачивая трупы в разные стороны, словно маятники в западны часах. И капли гноя чуть не попали на неё.

     Сейчас в ней билось много чувств. Но самых сильных было всего два. Первым были чувством правосудия, кричавшие, чтобы она предала этот ужас огню. Второе строго ей приказывало оставить это место и вернуться в город, сообщив о лагере, ведь это сильная улика говорящее об ужасном враге. Затем прорезалось еще одно, чувство безопасности, она должна купить билет и сбежать из страны в Доминион, где жила сама мать лилим.

     “Они страдали”, вопило правосудие, “они нужны как доказательство”, вопило чувство долга, бросай все, “собирай семью и вали из этого ужасного места на первом корабле!”

     Она схватилась за голову и заплакала. К такому не готовит ни одна академия торитэ, ни один курс. За что на ней такая ответственность? Никто не мог ответить.

     Снова зашелестели кусты, а затем завалилась палатка. Айко вспомнила, что она пришла сюда на звук бродящего незнакомца. Слабая ручка, трясясь, держала аркебузу, во второй ладонь сжимала катану. Под полотном кто-то рыпался и издавал звуки, похожие на мычание. Не мычания голштавры, наполненое счастьем, а мычание того, кто испытывает страдания и несоизмеримую боль. По полотну разошлись пятна крови.

     Айко стонала от адреналина и ужаса. Руки наполнились силой. Хватит бежать, пора победить этот ужас, потому что если ты не будешь бороться с ним, то он проглотит тебя. Да, раньше было лучше, но то как было раньше не вернется, если ты не будешь бороться за свое счастье!

     Ламия вскрикнула и подцепив катаной ткань сдернула его, чтобы наконец столкнуться с этим ужасом лицом к лицу. Лучше бы она этого не делала!

     В позе эмбриона лежал изрезанный, крылатый человек. Его крылья были в крючках, идущие леской к спине и уходящие в глубь тела. Кожа на спине отсутствовала. На мышечной ткани садист, по другому это существо не назвать, вырезал знаки верховной богини, исписав всю спину оскорблениями на Лескатийском. Руки и ноги тоже были подвязаны лесками к крыльям, складывая впечатление, будто перед ней лежит марионетка. На голове привинчена болтами страшная конструкция, на конце у рта висел отрезанный язык. Светящаяся коробка на груди зашумела жужжащим звуком и по телу мученика прокатилась зеленая энергия неся вонь горящего мяса.

     -Герой… - в страхе прошептала ламия. Мученик откликнулся на наименование и на неё посмотрели пустые глазницы. На груди виднелись остатки от оторванного знамени. Остатки, того, что она нашла в лесу.

     Айко протянула к нему руку, но раскатистый вопль из глубины леса, заставил её схватить оружие покрепче и сбежать в заросли. Она тряслась, представляя, как впервые увидит чудищ давно минувших дней.

     Из леса показались люди, стреляя яркими лучами механизмов, напоминавших фонари. Луч скользнул по лицу Айко и вскрикнув, она пригнулась к земле.

     Мученик замычал громче, понимая, что пришли за ним его мучители. Группа из 8-и человек обступила беднягу и тот, что был самым мускулистым, с длинными волосами цвета кости. На его груди был вырезан знак, что торитэ увидела на отрезанной плоти.

     -Ты сбежал мой ангелок… - проговорил он словно ангел, такой прекрасный голос, что ламия чуть не растаяла. Он был так мелодичен, что под него можно заснуть. - Ты не должен прерывать нашу симфонию, сладострастная госпожа хочет, чтобы её последователи возносили её даже в такой глуши, как этот мир. Ты только посмотри на эти леса! - он вознес руки, кружась в одиночном хороводе, - они прекрасны, так девственна эта природа, а это! - он указал на разрушенный лагерь, - показывает всю красоту бушующего пламени битвы, какие все же хрупкие людские творения, так непостоянны, что в мгновение ока, и раз, - он вытащив светящийся механизм и изрыгнул из него алое пламя - и они испарились! Так же как и ты! С моей прекрасной сцены!