Под знаменами Москвы

Со времен Русской Правды эти категории людей считались принадлежностью личного хозяйства господ и как таковые не являлись объектами фиска. Еще в 50-х годах XV в., давая «черный бор» великому князю Василию Васильевичу, новгородские власти специально оговаривали: «…а кто будет одерноватый, емлет месячину, на том не взяти»³¹. Распространение на них поземельного налога на общих основаниях — весьма симптоматичное юридическое явление. Оно отражает, во-первых, тот факт (очевидно, известный московскому правительству), что именно лично несвободные люди играли важную роль в хозяйстве новгородских вотчинников, поэтому исключение их из сферы фиска было бы материально невыгодным для великокняжеской казны. Во-вторых, и это еще более существенно: новый подход к холопству, сформулированный 8 января, означал, по-видимому, какие-то новые социально-экономические и правовые реалии общерусского масштаба. Один из древнейших устоев русского феодального общества — институт холопства, консервативный и весьма стойкий в своих принципиальных основах, не мог тем не менее не подвергаться эволюции в условиях социально-политического развития последних десятилетий XV в. В данном случае перед нами один из первых признаков модификации холопства и первых шагов его перестройки с целью подчинения этого института интересам нового централизованного государства. Говоря точнее, это один из первых симптомов социального и юридического сближения холопов, сидящих на земле, с податными крестьянами. Однако еще более важными являются другие моменты, нашедшие свое отражение в последние дни московско-новгородских переговоров.

Если день 14 декабря 1477 г., когда новгородская сторона дала согласие на ликвидацию вечевого строя, знаменует конец феодальной республики как политического организма, то события на переговорах 4, 6 и 7 января 1478 г. имеют не только фундаментальное значение в социально-экономической истории Новгородской земли, но и означают важную веху во внутренней политике Русского государства в целом. Экономическому и политическому могуществу новгородской церковной иерархии — одному из важнейших устоев старого порядка — был нанесен сильнейший удар. На Новгородской земле впервые появились погосты, волости и села, изъятые из системы новгородского феодального землевладения и непосредственно подчиненные Москве. Московское правительство получило на новгородской территории солидный базис — материальную основу своей дальнейшей политики по отношению к новгородским порядкам.

Однако смысл этих событий отнюдь не исчерпывается их материальным эффектом. Еще большее значение имеет принципиальная, теоретическая сторона дела. Впервые в истории Руси с момента учреждения церкви государственная власть в широком масштабе открыто посягнула на монастырское имущество, порывая тем самым не только с новгородской, но и с общерусской церковной традицией, освященной правилами вселенских соборов, уставами древнерусских князей и вековой практикой, прочно запечатлевшейся в общественном сознании. Конфискация трех тысяч владычных и монастырских обеж действительно смелый, решительный шаг, положивший начало целому этапу в церковно-политических отношениях нового Русского государства. Вековой союз князя с верхами церковно-монастырской иерархии, один из основных идейно-политических устоев феодального общества древней и удельной Руси, впервые был подвергнут суровому испытанию. По форме и по существу — это первый принципиально важный внутриполитический акт правительства единого Русского государства, возводивший непреодолимый рубеж между старыми княжескими традициями и новыми государственными методами, задачами и перспективами.