Под знаменами Москвы

Исследователями уже отмечено включение в новгородскую грамоту 1471 г статей о конкретных обязательствах новгородцев порвать с Литвой — в грамоте 1456 г эти статьи отсутствуют. Однако важно не только само обязательство, но и его формулировка. 4)[21] «А за короля и за великого князя Литовского, хто король или великий князь на Литве ни буди, от вас, от великих князей, нам, вашей отчине Великому Новугороду, мужем вольным, не отдатися никоторою хитростью, а быти нам от вас, от великих князей, неотступными ни х кому». 5) «А князей нам у короля… себе на пригороды не просити, не приимати из Литвы князей в Великий Новгород». 6) «Также нам, Великому Новугороду, отчине вашей, недругов ваших… к себе в Новгород не приимати».

Итак, Великий Новгород не только отказывается впредь и навсегда, при любых обстоятельствах, отдаваться королю или принимать «недругов» Москвы, но и дважды называет себя «отчиной» великого князя. Это именно то название, то обозначение Новгорода как неотъемлемой части Русской земли, которое выдвигалось и подчеркивалось великокняжеской властью с начала 60-х годов XV в. и было ее идейным знаменем в конфликте 1470—1471 гг. Новгородцы, приняв данную терминологию, полностью капитулируют перед великим князем в важнейшем политическом вопросе. Отмеченный факт не менее существен, чем органически с ним связанная декларация о полном отказе от литовской ориентации, декларация, означавшая принципиальное осуждение собственной новгородской политики последнего десятилетия.

Обращает на себя внимание также термин «мужи вольные», примененный новгородцами к самим себе. Как мы видели, именно так официально называли себя псковичи, с 1460 г. находившиеся в полной политической зависимости от Москвы, но сохранявшие свое внутреннее самоуправление. Употребление этого термина (и тоже в сочетании с признанием себя «отчиной») новгородцами в тексте Коростынского докончания может свидетельствовать об их стремлении к такому же статусу в составе Русского государства, какой был у Пскова. Именно такое положение и зафиксировано фактически Коростынским договором. В. Н. Бернадский видел в термине «мужи вольные» дерзкий вызов, показатель «слепой приверженности» к «старине» и самоуверенной ограниченности косного новгородского боярства³². Это, однако, маловероятно. Перед нами — согласованный обеими сторонами текст договора, в котором подобные выпады едва ли были возможны.

Существенное значение с конкретно-политической и, более того — с принципиально-идеологической точки зрения имеет и следующая статья договора: 8) «А на владычество нам, Великому Новугороду, избирати… по своей старине; а ставитися нашему владыце в дому Пречистые… на Москве… у митрополита… а инде нам владыки опроче московского митрополита нигде не ставити».

Подобно тому как статьи 4 и 5 декларируют политическую неотделимость Новгорода от Русской земли, а статьи 6 и 7 — его лояльность по отношению к великому князю, эта статья определяет неотделимость новгородской церкви от русской митрополии. Налицо решительный, бесповоротный разрыв со всеми попытками (от кого бы они ни исходили) втянуть новгородскую епископию в орбиту влияния литовского киевского митрополита. Тем самым один из существенных вопросов конфликта 1470—1471 гг. решается целиком и полностью с позиций Москвы.

Характерна и заключительная часть документов:

Договор 1456 г.	Договор 1471 г.
«А на том на всем, князь великий… целуйте крест ко всему Великому Новугороду…	«А на том на всем, господине князь великий… целуйте… крест ко всему Великому Новугороду…
Такоже и посадник и весь Великий Новгород целуйте крест к великому князю…»	Также… весь Великий Новгород целуем крест ко своей господе, к великому князю…»

Употребленный в начальной статье грамоты термин «господа», «господин» по отношению к великому князю повторен и в заключении. Это — новый политический термин, отсутствовавший в прежних новгородско-московских актах.