— Мне действительно жаль, Зено, — Император склоняет голову в едва уловимом поклоне, и кажется, будто он говорит искренне, — но Империя не может позволить себе такую роскошь, как моя смерть. Не сейчас. Ты даже не представляешь, во что превратится наша держава, если я паду. Прискорбная гибель твоего друга покажется сущей мелочью. Все провинции от края до края затопит море крови, и, поверь, виной тому будут отнюдь не демоны. Хотя и они приложат руку.
— Чего вы хотите от меня? — не понимаю я, к чему клонит Император.
— Хочу понимания и… — он медлит с ответом, — твоей помощи.
— Мне нужна вся правда, — говорю твёрдо, убирая из голоса ненависть и подступающий гнев. — Как я могу помочь, если не понимаю ваших мотивов? Особенно когда ваши действия противоречат вашим же запретам.
— Правды накопилось слишком много за прошедшие столетия, — задумчиво произносит Альдавиан, — но я знаю, с чего ты, вероятно, хочешь начать. Та самая демоническая техника? Когда трупоеды ещё не были столь могучи, а Лорды считались редкостью, я часто охотился на них в одиночку. Тогда-то я и столкнулся с первым настоящим демоном-Лордом. В какой-то миг битвы мне даже почудилось, что это сам Архидемон, но я ошибся. И всё же враг был невероятно силён. Одолеть его потребовало от меня неимоверных усилий, почти самой жизни. Но стоило мне взять верх, как демон вдруг принялся молить о пощаде. Прежде я никогда не сталкивался с подобным.
Аура Императора усиливается, и в моей голове оживают чужие воспоминания. Альдавиан стоит над поверженным исчадием, а то жалобно умоляет о милосердии.
— Благодаря ему я узнал об их породе куда больше, чем за все годы исследований, — продолжает Император, — но и этого было мало. Получив желаемое, я уже готов был прикончить тварь, но противник начал сулить мне раскрытие тайных техник своего племени. Я ушам своим не поверил. Сама мысль об использовании демонических приёмов вызывала отвращение. А уж когда я вник в суть… Убивать людей ради продления собственной жизни⁈ Разве пойдёт на такое государь, призванный взращивать свой народ? Как думаешь, Зено, демоны — это наша главная проблема? — внезапно меняет тему он.
— Не знаю, господин. Я слишком мало живу на свете, чтобы рассуждать о подобном, но демоны, несомненно, одна из величайших угроз для Империи. Они не остановятся ни перед чем, пока не вырежут последнего человека. С ними невозможно договориться, их невозможно запугать.
— Ты ошибаешься, — веско произносит Альдавиан. — Угроза внешняя, безусловно, опасна. Однако она же сплачивает население, заставляет бывших врагов забыть обиды хотя бы на время. Главную опасность представляет из себя угроза внутренняя. Большую часть моего правления я воевал не столько с демонами, сколько с людьми, особенно со знатью. Они подрывали устои Империи и продолжают это делать и по сей день. Чем больше влияния обретает клан, тем необузданнее становятся его амбиции. Зачем далеко ходить, твой собственный клан отравлял питьевую воду в столице, чтобы занять положение повыше, — в его голосе слышится лёгкий упрёк.
Молчу, поскольку мне нет дела до моих фальшивых «родичей».
— Далеко не все способны совладать с искушением властью, — Император пронзает меня тяжёлым взглядом. — «А что, если правитель слаб? А что, если я могу занять его место?» Когда обретаешь могущество, невольно начинаешь задаваться и таким вопросом. Ты и сам это видел, предотвратив несколько покушений на меня
Его голос пропитан иронией и горечью.
— Путь, по которому мы идём, Зено… Путь могущества… Он неумолим и беспощаден. Каждый шаг вперёд, каждая новая вершина в культивации требует платы. И плата эта — наша собственная жизненная энергия. Мы расходуем её, словно масло в лампаде, в обмен на крупицы силы. Но рано или поздно это масло иссякает. Без внешней подпитки невозможно продвинуться достаточно далеко. А я, как никто другой, должен пройти этот Путь до конца. Слишком многое зависит от меня, от моей силы и решимости.
Он медленно вдыхает и любуется отблесками на водной глади пруда.
— Я единственный на всём континенте нахожусь на этапе Ониксовой Черепахи. При этом
Альдавиан умолкает, и в его глазах пляшут мрачные отблески. Мне чудится в них отражение бездонной пропасти, на краю которой он балансирует.