«Я уверен, что я расскажу людям о Втором пришествии Христа, — говорит Дэн. — Через пару лет после того, как я попал в тюрьму… у меня было откровение… Я ходил по камере из угла в угол. Был день. И я услышал голос. То вдохновение было совершенно не похоже на откровения, полученные мной во времена, когда я ходил в Школу пророков. Голос сказал мне: „Запиши: луна будет сиять от полудня до девяти вечера“. Я долго думал над смыслом этих слов. И только недавно до меня дошло — Второе пришествие ознаменует то, что луна будет светить в небе с полудня до девяти вечера.
Не знаю, как это произойдет. Но когда это произойдет, я буду готов и буду знать, что происходит».
Дэн понял, почему в 1984 году Рон пытался задушить его полотенцем. По его мнению, все очень просто — дьявол сказал Рону, что Дэн — пророк Илия, который должен известить мир о Втором пришествии. Дэн считает, что дьявол сообщил эту новость Рону задолго до того, как сам Дэн понял, что он пророк Илия.
«Я знаю, — объясняет Дэн, — что Рону дали задание меня убить. Отец Рона, Дьявол, пытался предотвратить то, что предотвратить невозможно».
Дьявол управлял землей долго, но скоро шесть тысяч лет подойдут к концу, и «понятное дело, что дьяволу не хочется уходить со сцены». Поэтому дьявол и приказал Рону убить Дэна-Илию, чтобы тот не известил людей о Втором пришествии.
«Я совершенно уверен, что Рон именно поэтому пытался меня убить. В Библии написано, что если Илия не выполнит своей миссии, то Христос не вернется на землю», — объясняет он.
Дэн говорит, что он должен был понять, что Рон — это дьявольское отродье, еще летом 1984 года, когда они разъезжали на машине. Уже тогда, по словам Дэна, «у брата появились признаки шизофрении… Мы сидели в машине, общались, и очень часто Рон замолкал, словно проваливался в какую-то дыру. Я думаю, что именно тогда он слышал голос дьявола, который приказывал ему, что он должен делать».
Дэн уверен, что Рон не оставил надежды убить его и только ждет удобного случая.
«Я знаю, что он слышит голос, который приказывает ему меня уничтожить». Дэн в курсе всех слухов о том, чем занимается его брат. А в тюрьме говорят, что «Рон находится в прекрасной физической форме и тренируется, словно боксер перед решающим поединком». Дэн считает, что Рон только и ждет, когда судьба снова сведет его с Дэном, «потому что хочет закончить свое дело».
Однако Дэн думает, что Господь не позволит Рону убить его. Более того, Дэн рассматривает хорошую физическую подготовку своего брата как еще одно доказательство, что Второе пришествие близится. Дэн думает: «Дьявол чувствует, что его время подходит к концу, что скоро наступит жатва, и поэтому заставляет Рона качаться, чтобы в последний раз попытаться меня убить и предотвратить наступление „Дня Господа, великого и страшного“. Дьявол знает, если ему не удастся меня убить, сгинут все его братья и сестры с криками и скрежетом зубовным».
Ну, а пока «луна не светит от полудня до девяти» и «День Господа, великий и страшный» не наступил, Дэн коротает время в тюрьме, в которой уже провел треть своей жизни.
А что, если луна никогда не будет светить от полудня до девяти вечера? Вдруг убийство Бренды и Эрики оказалось совершенно напрасным? Могло ли это убийство оказаться не волей Господа, а преступлением, которому не может быть прощения? Вдруг Дэн во всем ошибался? И не считает ли он, что его поведение похоже на поведение других фундаменталистов и религиозных фанатиков наподобие бен Ладена?
«Я об этом уже думал, — признается Дэн. — Неужели я такой, как они? Я уверен, что не такой. Потому что бен Ладен просто козел, дьявольское отродье. Мотивом его поступков являются не честность и справедливость, а нажива, властолюбие и алчность».
А что он думает о джихадистах бен Ладена, направивших самолеты в башни-близнецы? Вне всякого сомнения, это были убежденные в своей правоте люди. Считает ли Дэн, что их искренность оправдывает совершенный ими поступок? И почему Дэн так уверен, что не обманывает сам себя — так, как делали эти самоубийцы?
Дэн замолкает и задумывается. Кажется, что на его лице мелькает тень сомнения. Но это длится всего лишь одно мгновение, после чего его лицо снова принимает обычное выражение.
«Я готов признать, что террористы следовали указаниям своего пророка, — говорит он. — Они сделали приблизительно то же, что сделал я сам. Я вижу определенное сходство. Вся разница лишь в том, что они следовали указаниям лжепророка, а я нет».