Под знаменем Сокола (СИ)

Не испытывая желания продолжать обсуждение этой темы, Мстиславич прекратил дальнейшие расспросы. Однако Всеслава, наблюдавшая за беседой через узорчатую решетку, отгораживавшую комнату для гостей от женских покоев, ясно видела, что он не поверил ни единому слову булгарина. Более того, упорное желание хана Азамата скрыть от посторонних глаз свою загадочную гостью (о том, что в доме недавно появилась юная и, судя по всему, знатная незнакомка, Ратьша узнал от слуг) укрепило его уверенность в том, что девушка, голос которой он слышал, это именно княжна.

Поздно вечером, когда все уже спали, Всеслава тайком собрала дорожную котомку.

— Мы уходим! — сообщила она явившимся на ее зов скоморохам.

— Помилуй, госпожа, куда и зачем?! — взмолился Братьша. — Руссы уже совсем близко, твой жених будет в Царском Граде самое большее через неделю!

— Мне нельзя здесь оставаться! Мстиславич меня узнал! Я не хочу, чтобы дом хана Азамата постигла участь Тешилова!

— Он не посмеет! — убежденно проговорил силач. — Здесь ему не Мещера! К тому же из кромешников с ним, кажется, остались лишь Очесок и Костолом.

— А хазары? — неожиданно встал на сторону княжны Держко. — Думаешь, они не понимают, что люди царя Алмуша их обвели вокруг пальца? Они точно захотят отомстить!

— Да куда им, им бы из города живыми выбраться! — попытался возразить ему Братьша.

— Ну да! — Держко тряхнул всклокоченными вихрами. — И заодно на память чего-нибудь, а вернее кого-нибудь прихватить!

— К степному шайтану прямиком в пасть лезем, — сокрушался Братьша, известным только кромешному люду путем пробираясь по узким улочкам Царского града. — От добра бежать прочь, лиха одноглазого себе на голову искать!

— Велес-батюшка не оставит, — нащупывая в темноте дорогу, отозвалась княжна. — Нам бы только Мстиславича со следа сбить, а там уж как-нибудь Неждана с товарищами отыщем!

Опасаясь погони, а в том, что на розыски пустится не только Ратьша, но и хан Азамат, Всеслава не сомневалась, путники часть пути проделали по воде. Потом вышли на берег и, отвязав лодку, пошли в сторону полуночи, туда, куда указывали сияющие рога небесной Лосихи и ее Лосенка, туда, где вершил свой ратный подвиг Неждан. От людей первое время решили таиться, человеческого жилья избегали, передвигались преимущественно ночью, ближе к рассвету отыскивая какой-нибудь овраг, балку или иную ложбину, способную укрыть их от солнечного зноя и любопытных глаз. Костер разводили редко, да в нем и не имелось особой надобности. Ярое солнце согревало лучше любого огня, а что до приготовления пищи, то на этот раз собирались в таком сумбуре и спешке, что не успели захватить в дорогу почти никаких припасов и потому довольствовались лишь теми скудными дарами, которые давали поле и лес.

Впрочем, привычные ко всякого рода превратностям судьбы игрецы только подтрунивали друг над другом: у кого из них брюхо жалостливее поет, а что до Всеславы, то долгие ночные переходы и наполненные зноем почти не дающие отдыха дневки настолько выматывали ее, что, вышагивая под звездами по объятой тенью равнине или забираясь поутру в утлое укрытие, она даже не могла помыслить о еде. Ее бросало то в жар, то в озноб, тяжелую горящую голову томил морок-дурман, а рубец на груди, перерезая ее каленым прутом, безостановочно дергал и ныл.

— Да ты никак, госпожа, захворала! — сокрушенно покачал головой Братьша, ощупывая как-то на рассвете ее пылающий лоб. — Гляжу, огнея тебя мает! Как бы хвороба, которую ты отогнала от сына хазарского бея, не перешла на тебя.

Княжна слышала о чем-то подобном: Арво Кейо и подруженька Мурава рассказывали о лекарях, которые ради исцеления больного, случалось, не жалели собственной жизни. Старый кудесник еще прибавлял, что мастерство врачевателя в том и заключается, чтобы подчинить духов болезни своей воле, заставив злокозненные порождения нави вернуться обратно в навь. Впрочем, о своем поступке девушка по-прежнему не жалела: вещее чутье подсказывало ей, что иначе было нельзя.

— Ничего, как-нибудь переможется! — вымученно улыбнулась она, жадно припадая к меху с водой. — Главное — дойти! Ведь нам уж недолго осталось!

— Совсем чуть-чуть! — торопливо отозвался Держко, на четвереньках заползая в узкий лаз у дубовых корней, и если бы Всеславу не мытарила лихоманка, она бы заметила, как недобро, по-разбойничьи сверкнули его шальные глаза, и как со вздохом отвел взгляд добросердечный, мягкотелый Братьша.

На этой дневке Всеславе так и не удалось заснуть. Растревоженная дорогой рана опоясывала ее ноющей болью, лихорадка лютовала без жалости, обжигая спину ледяным ознобом, выламывая кости из суставов, паля сотней факелов губы и лицо.