Под знаменем Сокола (СИ)

— Ни в какой Булгар я не вернусь! — сказал он негромко, но очень твердо. — Меня в Итиле ждет высокородный отец! И ты, девица, отправишься вместе со мной! Хватай ее, Братьша! Не пойдет своей волей, волоком потащим.

Он потянулся, чтобы схватить княжну, но Всеслава вывернулась, вырвалась и помчалась, что есть духу, по полю, простирая руки к темневшему на горизонте, обугленному, как ее любовь, но все еще крепкому дубу. Она хотела превратиться в малое яблоневое семечко, в белый лепесток, который подхватывает ветер, унестись прочь, достигнуть обетованного края, где нет лжи и принуждения, где на тучных умащенных полях гуляют бок о бок лев, телец и орел. Но ноги ее заплетались и не слушались, врастая в землю, точно жесткие корневища, а гибкое тело деревенело и стыло, как одетый корой ствол, и руки бессильно падали надломленными ветвями, и помутневший взор застилали холод и тьма.

Ромейские розмыслы

— Какие новости? — в синих глазах Феофании смешались надежда и страх.

— Никаких следов, — покачал головой Александр. — Мы обшарили каждую тропинку в окрестностях града, побывали во всех становищах на том и на другом берегу — все безрезультатно. Если княжну не увез опять Ратьша, стало быть, она и ее спутники либо попали в лапы к работорговцам, либо и вовсе покинули этот мир.

Феофания горестно всхлипнула, непроизвольно обхватив руками растущее чрево.

Александр поспешил усадить ее на скамью, которую живо освободил возившийся там с какими-то снадобьями постреленок Тойво.

— Твой брат, правда, не теряет надежды, — поспешно продолжил воевода, — что девушка и игрецы измыслили какую-то хитрость, чтобы сбить Мстиславича с толку, и потому, хотя их путь оказался скрыт как от недобрых, так и от дружественных глаз, княжна обязательно объявится, если не в родном Корьдно, то где-нибудь в Новгороде, а то и вовсе в Царьграде.

Феофания только покачала с сомнением головой:

— Что Неждан? — спросила она.

Теперь уж пришел черед Александра опускаться на скамью рядом с женой, нервно теребя пальцами мех на загривке пятнистого Малика, ибо поведать о решении побратима у него не хватало сил.

Анастасий тоже отвел глаза, ощущая в случившемся с корьдненской княжной немалую долю своей вины, тем более, что за время совместного плена и долгого пути полюбил девушку почти также нежно, как родную сестру. Может, все-таки стоило, пока Ратьша не успел опомниться, попытаться дойти до Оки. Впрочем, что теперь говорить? Кто же знал, что все сложится именно так? И дался же Всеславе этот хворый хазарин. Честный хан Азамат и без того посыпал седую голову горьким пеплом, кляня себя за то, что, поддавшись жалости, принял в своем доме тархана с сыном.

Ох, Всеслава, Всеславушка! В каком мире пролегла твоя дороженька? Узнаешь ли в своей далекой стороне, что путь твоего милого лежит в хазарский Град?

Не встретив препятствий в земле Булгар, Святослав вплотную подступил к границам каганата. Настало время отправить гонца к царю Иосифу, передать вызов на бой. Выполнить это смертельно опасное поручение взялся Незнамов сын.

— Ты понимаешь, что можешь не вернуться? — испытующе глядя на молодого воина, спросил Святослав.

— Мне больше нечего терять, — сумрачно отозвался тот. — В любом случае, побратимы за меня отомстят.

Дабы посланец великого князя не шел по чужой земле совсем один, в попутчики к Неждану напросился излечивший телесные раны, но так и не избавившийся от душевных мук Инвар.

— Черный день настал для меня! — только и смог сказать, узнав об их решении, Александр. — Лучше бы обе мои руки снова прибили к деревянному коню!

— Тебе рано еще умирать, брат, — сердечно обнял его Неждан. — Негоже боярыне твоей век вековать горькой вдовицей, да и сыну без отца расти не мед, ты это не хуже меня знаешь. Вот я — другое дело. Мне теперь и этот свет не мил, и рай не в рай: Всеслава-то Христову веру так и не захотела принять!

— Да погоди ты ее хоронить! — попытался обнадежить его побратим. — Может, и правда след ее еще и в этом мире отыщется!

— В Ратьшиных хоромах? — скривился от боли Незнамов сын, сжимая на груди заветную ладанку с каштановым локоном: все, что осталось ему от Всеславы. — Или на рынке невольничьем? Чем такое видеть, лучше либо ума лишиться, либо вовсе не жить!

— Коли тебя не станет, кто сумеет ей помочь?

Примерно в тех же выражениях парня увещевал дядька Войнег, на которого Неждан возложил заботу о своих людях. Конечно, ратники против выбора не возражали. Ведали, что от такого воеводы не видать обиды не только дружине, но и простым сермяжникам-рядовичам, взявшим в руки оружие лишь с благословления Незнамова сына. Но, прощаясь со своим «Соловьем», разве что по-бабьи не голосили:

— Ты же обещал нас вести в бой на хазар!

И только серый Кум, которого манили воля и степь, радостно вертел пушистым хвостом, да постреленок Тойво, отпросившийся у деда с Феофанией в Новгород, а вместо того в осуществление своих самых дерзостных мечтаний сделавшийся почти полноправным участником великого похода, ходил за Нежданом и канючил: