Под знаменем Сокола (СИ)

— Где наставник? — допытывался у Торопа Инвар, сам недавно вернувшийся к своей сотне.

Мерянин не отзывался. Одну за другой он выпускал стрелы из лука, исполненный убеждения, что единственный способ доказать уязвимость и даже смертность кагана это попытаться убить его. Хотя Тороп слыл непревзойденным стрелком, пока его усилия не увенчивались успехом.

Что же до Хельгисона, то Неждан всегда полагал, что ему, лучшему в войске певуну и сказителю, Велес ворожит, выводя невредимым или хотя бы живым из самых безнадежных ситуаций. Сегодня же Незнамов сын сумел убедиться, что вещий Хельги, похоже, и сам владеет кудесами, позволяющими ему перемещаться не только из одного мира в другой, но и в мгновение ока переноситься туда, куда вздумается. Ибо его неожиданное появление в самом сердце хазарского войска, на расстоянии двух или трех десятков шагов от щита кагана, иначе, чем колдовством, никто бы не взялся объяснить.

Но чудеса на этом не закончились. В руке у побратима мелькнул горящий фитиль, а потом он с силой бросил в повозку какой-то предмет. Несколько мгновений ничего не происходило, затем раздался жуткий грохот, многократно перекрывший шум битвы, и повозка буквально взлетела на воздух, а на ее месте образовалась обширная яма глубиной в человеческий рост. Щит кагана, точно хрупкий сосуд веденецкого стекла, разлетелся вдребезги, его осколки раскидало по всему полю. Сила удара оказалась настолько велика, что лошадей и их возниц буквально разорвало на части. Все, кто находился на расстоянии десяти-пятнадцати шагов, попадали с ног.

— Что это было? — приступили к Хельгисону с расспросами братья и Неждан, едва вновь увидели его.

— Н-наследство З-з-звездочета! — тяжело опираясь на плечо помогавшего ему в осуществлении его дерзновенного замысла Анастасия и пытаясь остановить идущую из носа и ушей кровь, улыбнулся он. — Н-н-не п-п-п-просто же так мы за ним почти до самого Б-б-большого Сырта гнались!

К счастью для Давида, ему удалось избежать страшной участи его слуг. Как и многих других, его выбросило из седла, но он разбился не сильно и даже пытался подняться, взывая к соплеменникам. Впрочем, его уже не слышали. Хазары и огузы, аланы и жители Страны гор обратились в бегство, и, опережая всех на несколько перестрелов, в окружении эль-арсиев мчался царь Иосиф. О защите Града никто более не помышлял: бек и его телохранители, преследуемые дружинами правой руки и печенегами, уходили в сторону Саркела, остальные просто бежали, куда глаза глядят. Некоторые из горожан еще успели забрать семьи и спрятаться среди болот дельты. Кое-кто перешел Итиль и укрылся у откочевавших едва ли не до самого Мерва огузов, некоторые ушли с аланами. Несколько тарханов вместе с вождями Страны гор увели свои дружины в старую столицу, крепость Семендер. Остальных ожидали гибель или плен. О судьбе отца и брата Неждан ничего не знал, но чувствовал, что еще одна встреча с Иегудой бен Моисеем его не минует.

Корьдненская княжна

Хотя Святослав с дружиной и печенегами до глубокой ночи преследовал царя Иосифа, беку и большинству белых хазар ценой неимоверных усилий удалось прорваться в Саркел. Впрочем, тела эль-арсиев устилали степь настолько густо, что ни о каком серьезном сопротивлении речи уже идти не могло. Анастасий в погоне не участвовал. Не пошел он и с новгородцами, которые вместе с варягами Сфенекла и другими ратниками большого полка торопились, овладев мостами и переправами, захватить поверженный город. Серебро и паволоки его мало интересовали, пленников для продажи он бы не стал добывать и под угрозой смерти, а что до книг, то вся премудрость мира не стоила того, чтобы ради нее пренебрегать нуждавшимися в его помощи людьми.

Это уже много дней спустя, когда воеводы подсчитают все потери, станет ясно, что битву они выиграли, можно сказать, малой кровью. В ту ночь разгром хазар представлялся Анастасию едва ли не Пирровой победой, ибо такого количества порубленных, пострелянных и просто раздавленных людей он не видел даже в Ираклионе. Раненые лежали повсюду вперемешку и вповалку: славяне с печенегами, руссы и варяги с булгарами, и новых продолжали приносить. Печенежские женщины и подростки до самого утра бродили по полю, отыскивая тех, кому еще можно помочь.

Понятно, что ромею и его премудрой сестре как наиболее искусным целителям доставались самые тяжелые и даже безнадежные случаи. Раны попроще лечили своими силами: в каждой тысяче имелся знахарь, сын деревенского волхва или внук повитухи, вроде Хеймо. К тому же, такие бывалые воины, как дядька Нежиловец, или умудренные опытом женщины, как госпожа Парсбит, тоже знали толк в лечьбе.

— Ох, обидно-то как! — сокрушался кучерявый парнишка с повязкой на пол-лица. Хазарская сабля обошлась с ним жестоко: правого глаза он и вовсе лишился, левый приходилось спасать. — Меня боярыня молодая лечила. Говорят, она красавица, ни в сказке сказать, ни пером описать, а я ее так и не увидел!