Под знаменем Сокола (СИ)

— Да, чуть не забыл. Мы с воеводами на праздник весеннего полнолуния собираемся пробуждение Перуна добрыми жертвами перед походом почтить. Так я желаю и тебя, разбойничек, и твоего побратима видеть среди прочих! И только попробуйте мне сказать, что вашему Богу это неугодно!

Когда Святослав ушел, Хельги тяжело опустился на засыпанный стружкой верстак, устало растирая больную ногу. Подошел дядька Нежиловец, потоптался рядом, поохал, повздыхал, поводя из стороны в сторону мясистым, поросшим бородавками носом.

— Ну что ты все время ему перечишь, на рожон лезешь? — покачал он многотрудной головой, сокрушенно глядя на молодого русса. — Других забот что ли нет? Осерчает на тебя, выместит свой гнев на наших единоверцах!

— Не выместит! — сверкнул глазами Лютобор, — Последователей Христа в нашем войске нынче не меньше половины тьмы. С кем он хазар воевать станет? Обидно мне просто! — продолжал он уже другим тоном. — Я ради союза с печенегами чуть головы не лишился, а он уже сейчас ими брезгует. Затмить хочет славу Олегову! А то забывает, что Олег, хоть и прозывался Вещим, а смерти своей разглядеть не сумел. Кабы этот Калокир не оказался такой же змеей подколодной.

— А что этому Калокиру надобно? — осторожно поинтересовался Неждан. — Что там ромеи предлагают-то?

— Как обычно! — сердито бросил Хельги. — Кусок пирога, который не они пекли! Хотят нашими мечами оградить свои границы от Дунайских болгар!

— А Святославу-то это зачем? — не понял Неждан. — Он что, басилевсу присягнул на верность?

— Святослав хочет закрепиться на Дунае, перенести туда столицу и диктовать условия Царьграду, — вместо своего молодого вождя пояснил дядька Нежиловец.

— Так что в этом плохого? — Неждан окончательно запутался.

— Если он уйдет на Дунай — потеряет степь, — устало отозвался Хельги. — А между тем, как было бы хорошо. Расширить пределы Руси до моря Хвалисского и Тмутаракани, обезопасить границы от набегов степняков, торговать напрямую с Хорезмом и Багдадом. А если ромеи наших купцов обижать вздумают, от Самкерца всего неделя ходу до Херсонеса! Впрочем, — он махнул рукой. — Путь на Дунай все равно, как сказал князь, лежит через Итиль, а стало быть, пока вроде и печалиться не о чем. Я, собственно говоря, пришел к вам потолковать совсем о другом.

Он устроился поудобнее, задумчиво глядя, как несутся вдоль берега взапуски встретившиеся после долгой разлуки Малик и серый Кум, а затем достал из-за пазухи небольшой глиняный горшочек с плотной крышкой, вроде тех, в которых его премудрая жена и шурин хранили свои лечебные снадобья.

— Что, опять ногу натрудил? — неодобрительно глянул на него дядька Нежиловец. — Говорил я тебе, нечего в этом Дорогобуже делать, нешто у Святослава иных воевод, разумеющих ромейскую речь, без тебя не нашлось бы! Вот откроются опять, как зимой, раны, можно подумать, лучше выйдет!

Неждан понимал тревогу доброго старика. Чай, после поединка с Ратьшей Мстиславичем побратим больше недели пластом лежал, исходя кровью, несмотря на все усилия его невесты и Анастасия. Даже свадьбу отложить хотели.

Нынче, впрочем, дело было совсем не в лечьбе. Не слушая ворчание доброго, но не в меру заботливого старика, Хельги осторожно открыл горшок и ссыпал в заранее приготовленный кожаный кисет примерно половину содержимого, оказавшегося грязновато-бурым порошком, распространявшим характерный запах серы, а затем стал прилаживать к крышке туго свитый просмолённый фитиль. Покончив со своим странным занятием, он велел работавшему на стройке вместе с дядькой Нежиловцем Торгейру принести огня, а сам направился к реке, подальше от кораблей.

На стапелях стало совсем тихо. Возобновившие прерванную приходом князя работу ватажники вновь отложили топоры да рубанки, с неподдельным интересом наблюдая за русским воеводой. Хельги не заставил себя ждать. Подойдя к берегу, он поджег фитиль и, хорошо размахнувшись, швырнул свой странный снаряд. Еще не достигнув поверхности льда, горшок разлетелся на мелкие кусочки с грохотом, от которого у тех, кто стоял неподалеку, заложило уши. В воздухе запахло дымом, а на реке образовалась внушительных размеров прорубь с неровными, ломаными краями.

— Матерь Божия! — потрясенно вымолвил дядька Нежиловец, осеняя себя крестным знамением. Многие ватажники последовали его примеру.

— Это то, о чем я думаю? — обретя способность говорить, спросил у побратима Неждан.

Лютобор кивнул.

— Никак, у твоего шурина память пробудилась? — недобро прищурился Торгейр.

— Увы, нет, — ответил Хельги. — Нельзя вспомнить то, чего не знаешь.

Он вновь опустился на верстак, погладил боязливо прижавшегося к его ногам Малика, а затем заговорил: