Под знаменем Сокола (СИ)

Всеслава-княжна и новгородская боярышня не брали в руки меч, не имели нужды скрываться от летучих стрел, надежно укрытые толстыми стенами детинца, но их стойкости и выдержке могли позавидовать иные мужи.

— Во имя Отца и Сына… — приговаривала боярышня Мурава, накладывая тугие повязки, унимая добрыми снадобьями руду кровь.

— Святый Боже, Святый Крепкий… — возглашала она, вырезая из человеческого тела наконечники стрел, скрепляя переломленные в горниле битвы кости.

— Иже херувимы! … — заклинала она, склоняясь над такими ранами, которые и вещий дед Арво счел бы безнадежными.

Всеслава-княжна и другие женщины помогали ей.

Те из раненых, которые могли держать оружие в руках, получив необходимую помощь, возвращались к воротам или на валы. Прочие оставались под защитой детинца, где боролись с болью и ждали новостей.

И новости не замедлили появиться, вселяя надежду. Именно Тойво, которому малолетство помешало принять полноценное участие в рукопашной, выпала честь их принести:

— Отступают! — громче дедовского вещего бубна провозгласил он, проворной птицей влетев с улицы в подслеповатый полумрак столетнего дубового сруба.

В самом деле, отчаявшись разбить заговоренные кудесником ворота, потеряв на валах не менее двух десятков своих людей, Ратьша скомандовал отбой.

— Что? Съел?! — прокричал вслед Мстиславичу Сорока, приплясывая и подпрыгивая на забрале на манер птицы, в честь которой получил свое прозвище.

— Хвала Велесу, кажется, обошлось, — провел единственной рукой по взмокшему лбу Гостислав.

— Я бы не обольщался на этот счет, — покачал всклокоченной светловолосой головой Инвар. — Они что-то замышляют!

— В самом деле! — поддержала его взошедшая на забрало княжна. — Братец Ратьша, если что задумал, ни за что не отступит.

И точно. Немного отдышавшись и подсчитав потери, люди Мстиславича стали готовиться к новому приступу. Судя по всему, потерпев неудачу у ворот, Ратьша на этот раз собирался ударить с закатной стороны, где вал в последние годы обветшал и просел, после нынешней снежной зимы став почти пологим. Смотритель крепости как раз собирался в ближайшее время его подновить, да холода помешали.

— Вот, собака, углядел-таки! — в досаде выругался Гостислав, спешно предпринимая меры, чтобы усилить оборону на этом направлении: возводить какие-либо укрепления он уже не успевал, поэтому просто решил сосредоточить там большинство воинов.

— Зря сотник уводит людей от ворот! — озабоченно поделился с княжной провожавший ее в детинец Инвар. — Мстиславич коварен, как вана Локи!

— У Гостислава нет выбора. У него слишком мало воинов, — вздохнула Всеслава. — Скорей бы уж твой наставник с Нежданом приезжали!

Тойво подумал, что окажись в Тешилове Незнамов сын да Хельги Лютобор, они бы и втроем с юным Инваром сумели оборонить град. Примерно так, если верить руссам, дело обстояло в Ираклионе. Но, увы, и Хельги, и Неждан находились от Тешилова в нескольких днях пути, а Инвар, хоть и стоил в бою десятерых, распоряжаться в чужом граде не смел.

Пока, впрочем, Ратьша медлил. Его люди ладили лестницы и другие приспособления для преодоления валов и стен, лениво постреливали из луков, но более активных действий пока не предпринимали.

— Чего он ждет? — недовольно перебросил из руки в руку топор Хеймо. — Мочи уж нету здесь торчать!

— Измором решил взять! — пробасил Сорока. — Как того русса зимой.

— Ну, с руссом у него не очень-то вышло! — заметил, спуская с тетивы очередную стрелу, Чурила. — На всю жизнь память осталась! Против Правды не попрешь!

Тойво, слышавший этот разговор, высунулся с вала, чтобы не без злорадства полюбоваться новым обликом Мстиславича. Однако, глянув на вражий стан, Ратьши там не обнаружил. Куда он мог подеваться, нешто Велес его в исподний мир забрал? Внук волхва решил поделиться своим открытием с Инваром, но на половине пути ему на глаза попалась Войнега.

Покинув боевых товарищей, молодая поляница, опасливо озираясь, пробиралась вдоль стены детинца по одной из тропинок, ведущих к реке. Тойво знал, что с этой стороны град защищал обрыв и вместо валов там просто стоял частокол, к которому примыкали различные ключницы и прочие службы, где обычно хранили скоры и другие товары, полученные в качестве пошлины с проходивших по Оке купцов. Возле пологого спуска в частоколе имелась калитка, пребывавшая ныне наглухо закрытой. К этой-то калитке и стремилась Войнега.

Крамольница! Гадюка! Под носом у любимой подруги замыслила измену! Тойво хотел закричать, но, сообразив, что в этой ныне совершенно пустой части града за грохотом ледохода его никто не услышит, затаился возле стены одной из служб, соображая, что же делать. В какой-то момент у него мелькнула полубезумная мысль прыгнуть предательнице на спину и вонзить в основание ее черепа, как учил друг Неждан, верный нож. Жалко, конечно, дядьку Войнега, но Всеславу княжну-то жальче! Однако в этот момент щелкнул засов, скрипнули петли, и в узком проеме калитке показался Ратьша. Вслед за ним в крепость вошли около двух десятков человек.