Под знаменем Сокола (СИ)

— Друзья великого Арво — наши друзья, — поспешил заверить ее, сверкая шустрыми глазами, Держко.

— Так-то оно так, — провел рукой по седой бороде Молодило. — Только для того, чтобы выполнить то, что светлейшая княжна просит, надо не просто иметь отлитый волхвом оберег, но самому быть кудесником! А у меня теперь даже бубна нет!

Теперь? Всеслава не ослышалась?

— Сам виноват, дед! — стараясь не глядеть на поводыря, проворчал Держко. — Не напророчил бы ты тому русскому князю беды, сидел бы нынче в Нове городе, горя не знал. И внук твой не имел бы нужды смотреть на смерть между ног!

— Молчи, не твое дело, дурень! — оборвал его старик. — Я Олегу не сказал ничего, кроме правды, а правда, она не всем по нраву!

Глаза его блеснули, он распрямил согнутую возрастом и необходимостью склоняться перед всеми и каждым натруженную спину, и Всеслава увидела другого человека. Он стоял у жертвенного костра, звуками гулкого бубна вызывая духов. Он размыкал границы иного мира и видел не только прошлое, но и грядущее. «Не сказал Олегу ничего, кроме правды». Далеко за пределами Руси ведали о загадочной гибели русского князя, служителя Перуна, искушенного в делах земных, но не сумевшего разгадать пророчество. Но никто не ведал о судьбе жреца, которому боги это пророчество открыли. Что там Анастасий рассказывал о троянской прорицательнице Кассандре?

— Не обессудь, госпожа княгиня, — твердо проговорил старый игрец, протягивая Всеславе привеску. — Мы люди маленькие, и в дела сильных мира сего нам негоже вмешиваться!

Он поднялся и по-прежнему прямо вышел из горницы. Притихший Держко и Улеб поплелись за ним.

Обида игреца

Ночью Всеславу разбудили скрип ворот, мелькание факелов, топот множества ног, фырканье лошадей, человеческие голоса, выговаривающие слова на хазарский лад. Выглянув из окна, девушка увидела, что ворота распахнуты, а двор заполнен людьми, которые продолжают прибывать. Хазары — безошибочно определила она. Все-таки пробрались окольными путями, минуя русские разъезды, отыскали знакомое подворье. И приехали явно не за тем, чтобы о невольниках торговаться, скоры да мед на паволоки и рыбий клей менять. Хитрые купцы обычно заискивали перед княжичем, надеясь льстивыми речами свою выгоду соблюсти. Эти держались важно, шапок не ломали, спин не гнули, да и смотрели едва ли не свысока, как победители на данников смотрят. Кто ж это такие? Явно те самые владетельные беи, которых Ратьша поджидал.

Хотя хазар прибыло не меньше сотни, Всеслава отметила среди них двоих, державшихся особняком и глядевших особенно властно.

Один из них, по виду ее ровесник, был строен, гибок и очень хорош собой, той яркой и томной красой, которая отличает изнеженных детей полудня, похожих на изысканные и хрупкие растения своей земли. Его темные волосы вились мягкими прядями, губы мечтательно улыбались, а тонкие руки с красивыми удлиненными пальцами казались более привычными к сазу, нежели к мечу.

Другой, носивший титул тархана, не уступал Мстиславичу ростом и могутой. Он стоял пока, повернувшись к Всеславе широченной спиной, и, судя по количеству седины в волосах, уже достаточно давно перешагнул рубеж зрелости. В его движениях, посадке головы, манере держаться сквозило что-то неуловимо знакомое, княжна только никак не могла припомнить, что именно. Впрочем, мало ли знатных хазар приезжали каждый год в Корьдно. Всех разве упомнишь?

— Здрав будь славный Иегуда сын Моисея отец Давида, — низким, почти земным поклоном приветствовал его Ратьша (надо же, умеет, а в Корьдно даже перед светлейшим спину согнуть чванился). — Рад видеть тебя в моем скромном жилище. Надеюсь, ты и твои спутники добрались сюда благополучно!

— И тебе поздорову, родовитый Ратьша бен Мстислав, — почти чисто выговаривая славянские слова, отозвался тархан. — Досадно видеть тебя изгнанным из земли отцов, но с другой стороны отрадно, что в этом краю изменников у нас остается хоть один верный союзник.

Всеслава старалась не упускать ни единого слова из их беседы, вдруг за приветствиями да благопожеланиями удастся что-нибудь про Неждана и руссов узнать. Но вот Иегуда бен Моисей обернулся, и девушка едва удержалась, чтобы не закричать: из-под собольей хазарской шапки на нее смотрел ее Неждан, каким он мог бы стать через двадцать, двадцать пять лет.

Всеслава не сомневалась, что под хитрым плетением кольчуги, под узорчатым рукавом бухарского халата скалит острые зубы грозный волк Ашина, предок и прародитель одного из самых влиятельных хазарских родов, к которому принадлежал сам каган. Такой же хищник, выбитый искусным чеканщиком, украшал чешуйчатый доспех грозного пришельца, такой же красовался на поясах свиты. Такого же волка, отлитого в серебре, Всеслава сжимала каждый вечер в руках и покрывала поцелуями, представляя, что целует любимого, ибо такой же намертво впечатался в его плечо.