Подари мне краски неба. Художница

В аэропорту Наташа поцеловала Васеньку со слезами на глазах, хлюпала носом и Тонечка, и вот эта внешняя плачевность гарантировала, казалось, благополучный исход пуще всех прочих примет и соображений.

«Экономь средства, — наставляла Наташу Тонечка больше по инерции. — Не ввязывайся в авантюры с лишним заработком. Пиши эти придуманные тобой картины, пусть они не будут слишком уж дорогими, ну и ничего, будем экономить, нечего нам гнаться за нуворишами…»

Скоро Наташа осталась одна. В метро было душно, газета, которую она купила на ходу, сообщала о выставках, вернисажах, мелькали знакомые и полузнакомые имена. Забавная картинка изображала Чеширского кота, настолько симпатичного, что Наташа погладила его. В вагоне подземки было много красивых лиц, юные женщины, забавно стриженные подростки, старушенции, с поджатыми губами взирающие на неуместную везде и всюду рекламу ненужных вещей.

«Как все просто, — думала она, — островок стабильности, но, чтобы оказаться на нем, сколько надо претерпеть. — И тут же вспомнила свои сумки, так, показалось ей, сиротливо стоящие в прихожей.

— Даже телефона не оставил. Как я его теперь увижу?

А может, я все выдумала, и не было ни Пскова, ни вечера возле кремля, ни цветов полевых — ничего…»

Она долго брела домой, точно отодвигая часы одинокого ожидания в только что оставленной близкими квартире.

На лестничной площадке было слышно, как заливался телефон в квартире Денисовых. Стремительно вбежав в квартиру и схватив трубку, Наташа даже обрадовалась сначала звонку Антона Михайловича, чувствуя себя в полной безопасности. Но это ощущение мгновенно испарилось, Наташа физически ощутила, как пол уплывает из-под ног.

Антон Михайлович интересовался, как идет работа по изготовлению клише. Наташа подумала, что это какая-то вычурная шутка. Но Антон Михайлович, вообще не отличавшийся особенным чувством юмора, был убийственно серьезен. Она поняла, что оказалась втянутой в игру, правил которой не знала и знать не могла.

В этой игре Наташа из уважаемого и высокоценного специалиста превратилась в потенциальную жертву. Потеря десяти тысяч долларов, еще не выплаченных, была бы самым безобидным моментом. Они потребуют вернуть и так называемый задаток.

Наташа почти уверила себя в том, что клише доставлено по назначению, но платить заказчики просто не хотят. А что она может сделать в такой ситуации? Ничего. Или найти Стаса и постараться понять хоть что-то. Понимать, однако же, не хотелось. Ее точно в грязи вываляли. Рушилось вообще все. Как-то по-глупому она попалась. Стремительно и бесповоротно.

И чувство колоссальной вины, всего на мгновение посетившее ее, парадоксальным образом вернуло силы и даже приметно прибавило их.

— Я не готова вам ничего сказать относительно работы. Только что я проводила свою семью. Знаете, сборы и все прочее.

— Что ж, жду, жду. Надеюсь скоро услышать доброе известие.

— Я перезвоню через пару дней.

— А быстрей не получится? — Наташа услышала, что знакомый баритон приобретает металлические нотки.

— Простите, нет, — ответила Наташа и положила трубку.

«Что делать? Делать-то что?» Она бегала по квартире, совершенно не понимая происходящего. Телефон затрезвонил снова. Наташа не подошла. Было жаль себя, то ли обманутой, то ли несостоятельной в этой истории с загадочным клише.

Оттенок криминальности присутствовал тут с самого начала. Теперь оттенков не оставалось, все было нарисовано черным. В этой определенности ничего обнадеживающего не было. Можно уехать в Швейцарию сейчас же. И пусть все они тут передушат друг друга — Стасы, Антоны и прочие любители живописи и специфической гравюры. Выход виделся один: найти Стаса и припугнуть его. Это было peaлистично, учитывая его патологическую трусость при раздутой наглости.

— Если он еще жив, — сообразила вдруг Наташа.

О бедном Стасе все доподлинно знала Оленька Остроухова, вот к ней-то и двинулась Наташа безотлагательно. Конечно, Оля дура дурой, но душеприказчицей этого скунса она была многие годы.

Та же самая ветка метро выглядела теперь на редкость ужасно. На лицах пассажиров присутствовала печать однообразного уныния или бесчувствия.

Наташа кое-как вытерпела эти пять остановок, чувствуя необъяснимый страх.

Оленька тоже выглядела не очень роскошно.

— Ах, это ты, — нараспев произнесла она, — и снова что-то важное. Случилось. С тобой. И значит, со мной.

Выслушав Наташу и морщась при этом, она ответила, что абсолютно ничего не поняла, но причин для беспокойства не видит никаких. Что Наташка гений, она и так знала. И это единственная реальность на сей день. Что Стас решил, верно, поиздеваться над ненавистным ему Антоном Михайловичем, только и всего. Кто такой этот Антон Михайлович, да никто. Стасик даст ему сто очков вперед. Или двести. Да, потому так все и произошло. Остальные баксики тоже принесет в клювике Стасик. А то и побольше, чем десять тысяч, премиальные добавит.