Подари мне краски неба. Художница

— Вот чертовщина, — выругалась Наташа, не зная, что ей сейчас делать — бежать к аппарату или сматываться отсюда немедленно. Но могла звонить мать, и Наташа взяла трубку.

— Это граверная мастерская? — послышался рокочущий бас неизвестного. — Я хотел бы заказать изысканную вещицу для надгробного памятника. Знаете, табличку такую, только не совсем обычную, а художественно выверенную…

К счастью для Наташи, готовой упасть в обморок, разговор на этом прекратился.

Голос исчез сам собой, точно не имея прямого отношения к телефону.

«Граверная мастерская закрыта навсегда», — успела торжественно произнести Наташа. «Кто бы ты ни был, пошел ты ко всем чертям, потому что это не смешно».

Вероятно, это шутки Стаса. Говорить мог кто-нибудь из его друзей-актеров. Ну где еще найдешь превосходно поставленный голос, которым обладатель именно профессионально гордится? Только среди этой публики, большей частью демонстрирующей талант вне сцены.

Но для чего Стас скрывается или придуривается, было неясно.

Никогда еще не чувствовала она себя столь свободной и столь связанной в то же самое время.

«Сейчас бы созвать гостей полный дом, — пришла ей вдруг в голову нелепая мысль. — Да нет никакого повода, и друзей у меня нет, как посмотришь внимательно. В этом-то все и дело. Иначе бы не попалась в лапы мерзких и хищных аферистов».

Телефон, как в кошмарном сне, зазвонил еще раз.

Трубку Наташа брать не стала, она задремала, и первое, что явилось в тонкой грезе, был этот внезапный звонок.

«Жаль, что во сне я не подняла трубку, — засмеялась она, проснувшись, — многое стало бы ясно».

Но телефон все-таки звонил, настойчиво и долго.

Наташа сняла трубку, не торопясь отвечать.

— Алло, алло, Наташенька, — раздался встревоженный голос матери.

— Мама, да, я слушаю.

— Звоню тебе пятый раз. Где ты пропадаешь?

— Все нормально. Говори скорее, как у вас.

— Поселили в санаторий в горах. Все прекрасно. Здесь очень красиво. Васенька целует тебя.

— Скорей диктуй ваш номер. Я буду звонить сама. Не трать деньги.

Короткий сон и звонок матери возвратили силы, молодость легко брала свое. За окном нудно скрипели качели, на подоконнике прогуливались голуби. До вечера оставалось совсем ничего. Наташа собралась в знакомый по институтской беззаботной жизни ночной клуб, не имея определенной цели. Дома оставаться не хотелось.

Впервые за последние дни Наташа подумала о том, как ей одеться. Мысль об одежде развеселила ее, вернула к реальности, располагавшейся вне всего происходящего. Где-то звучит музыка, люди танцуют, веселятся, пьют чешское пиво, едят примитивные бутерброды.

Наташа натянула джинсы и долго выбирала соответствующую кофточку. Она остановилась на подаренной Андреем черно-зеленой блузе, цвет которой удивительно гармонировал с ее глазами и волосами. В ансамбле с джинсами эта блуза придавала строгому облику Наташи необходимые черты, явно говорящие о том, что она художница, к тому же превосходная, Наташа наморщила нос перед зеркалом и насупила брови, но в этом наряде она выглядела бы простой и веселой даже в состоянии крайней скорби. И она рассмеялась, довольная собой.

В ночной клуб она пошла, как в озеро — сменить оболочку. И похоже, что к концу дня она вся стала собственной оболочкой. Надо было подумать над чем-нибудь кроме всего предлагаемого в эти дни. Клуб располагался за углом. Это было, так сказать, придворное ее заведение. Там Наташу все знали.

Когда-то она вместе с другими студентами художественного вуза разрисовывала стены и потолки этого артистического пристанища. Нарисованный ею павлин был здесь едва ли не центральным персонажем.

В клубе она провела часа три, болтая с разными людьми о работающих в Москве и Санкт-Петербурге выставках и прочих культурных акциях. Ей не пришлось заплатить ни рубля, как имеющей там неоспоримый и прочный кредит. Среди своих было совсем неплохо. Полузнакомые, в сущности, сверстники представляли светлый круг, вполне защищавший от вторжений разного рода. И музыка в клубе звучала не громкая и раздражающая, а так называемый «холодный британский рок» и отменный блюз, приводящий мозги в порядок.

Наташе удалось договориться даже о работе, которая вместе с оплатой, довольно приличной, сулила превосходные перспективы. Не те, конечно, баснословные деньги, которые мерещились ей совсем недавно, но теперь все мгновенно изменилось до неузнаваемости и приходилось думать не только о хлебе насущном, но и о предстоящем, по всей видимости, возврате аванса.

Собралась небольшая компания, договорились ехать в Серебряный Бор купаться и продолжать пьянствовать в кафе «Поплавок», где отдыхающую публику баловали плебейскими, но отменными шашлыками.

Звали и Наташу, но она отказалась. Повестка лежала в кармане джинсов и время от времени напоминала о себе каким-то необычным хрустом. Надо было собраться с мыслями перед предстоящей очной ставкой с ментовкой. Совершенно не хотелось возвращаться домой.

Она, конечно, думала чисто по-женски, но в военно-полевом стиле — сначала ввязаться в драку, а там видно будет.