Подари мне краски неба. Художница

Что-то подобное должно было произойти. Она вообще ждала, что предложения замужества скоро валом повалят, если только она останется жива и невредима. В этом у нее не было ни малейшего сомнения, даже заранее созрел холодный и насмешливый интерес.

А в этом человеке запросто сошлись все возможные признания и предложения.

Но то, что она узнала о его давнем внимании к ней, было Наташе мучительно, и предложение показалось ей чуть ли не силой вырванным у Владислава.

Он не мог сейчас поступить иначе. И это ей не нравилось. Хотелось, чтобы он еще поухаживал за ней. Полгода, например. Или эти полгода уже миновали в несколько дней? О таких тонкостях рассуждать было невозможно. Какие уж тонкости, когда она столько нагромоздила всего, что запросто погребла бы себя под обломками.

Ведь матрица-то не найдена. Ее могут ждать крупные неприятности. Как отнесется к этому Владислав, его мать, отец, какой-то немыслимый фирмач, об этом страшно было подумать. Решив, что ситуация сейчас усугубилась до самой крайней черты, и опять по ее вине, она попробовала хоть как-то отвлечься.

Она достала из угла рисовую бумагу, взяла пакет с красками Первым делом в ее руки попалась плоская картонная коробочка из-под скульптурной мастики.

«Странно, — подумала Наташа, — как оказалась здесь эта коробка. Зачем я брала с собой мастику? Мне она сейчас совершенно не нужна». Она машинально открыла коробку и еще больше удивилась. Обыкновенно мастика расфасована в плотные полиэтиленовые пакеты, герметично запаянные. Тут же лежало нечто, завернутое в ветошь и промасленную бумагу.

Наташа развернула бумагу и ахнула.

Схватив содержимое коробки, она выбежала в коридор и ворвалась в кабинет Бронбеуса с криком:

— Владислав, я согласна! Вот она! Это она! Это она!

На ее ладони лежала матрица.

— Я не сомневался, что ты ее найдешь. Ты умница, Наташа. — Владислав взял ее на руки и закружил по комнате.

Бронбеус, что-то мгновение назад выговаривавший любимому ученику, пожал плечами и развел руками.

— Немедленно и торжественно утопить ее в Москве-реке, — воскликнула Наташа через минуту, у нее еще кружилась голова и дрожали руки, а в ступнях точна разбегались маленькие алмазные иголки, нужно было сейчас же освободиться от злосчастного изделия.

Они поехали к Москве-реке и с громкими возгласами бросили пластинку в темную воду.

— Отвяжись худая жистъ, привяжись хорошая, — кричала Наташа, — она утонула, она утонула! Надеюсь, тут не водятся реликтовые щуки, которые глотают металлические предметы.

И не родился тот рыбак, который поймает такую рыбину, и нет той кухарки, которая вытащит из рыбины матрицу. Навсегда запомню Большой Устьинский мост.

— Я тоже, — ответил Владислав.

— Что же ты, — укорила она его, — не предложил мне выйти замуж там, на другом мосту? Во Пскове. Я даже не знаю его названия.

— Вот потому, — рассмеялся Владислав, — что ты не знала, как он зовется.

— Ну а если серьезно?

— А разве ты не помнишь, что торопилась вернуться к себе?

— Да совсем наоборот, я изо всех сил хотела, чтобы ты не прогонял меня. Не было бы никакой матрицы и всего этого кошмара.

— Наверное, — задумался он, — но я же сказал, что боялся отказа.

— Мне трудно в это поверить, ты не из пугливых. Может быть, ты чувствовал во мне нечто, как бы это сказать, зажатость, страх?

— Детское одиночество, — ответил он сразу, — а ведь ты была взрослой и в то же время слишком самоуверенной. Мне хотелось, чтобы спеси у тебя поубавилось. Как ты думаешь, почему Стасик не нашел матрицу? — Владислав немного смутился и переменил тему разговора.

— Да он совсем дурачок. Он говорил, что положил ее в какую-то картонку, в которой даже не признал коробку из-под мастики. А когда я случайно увидела ее, то положила вместе с красками. А искать в красках ему и в голову не пришло. Вот так. К тому же он думал, что железку прикарманила я.

— Да, Станислав человек с воображением, у достойнейших, людей учился этому диковинному качеству.

— Честно говоря, я до сих пор не знаю, то ли он считал меня хищницей, то ли догадывался что хочу уничтожить клише. Стас тот еще субъект. Все как-то слишком даже просто. Сообщникам врал что-то. И ему верили. Такой вот парень. Мне предлагал замуж за него выйти, представляешь? И тоже ведь врал. Думаю что у него особенное заболевание костей, самой структуры, такие люди физически не могут не врать. Мне как-то мама говорила об этом. Правда, имели в виду… меня, конечно, все ту же меня…

— Странно, — сказал Владислав, — я даже с ней успел познакомиться.

Они долго гуляли по светлой вечерней Москве.

— Знаешь, — сказала Наташа, — в детстве я придумала для себя подвенечное платье. И почему-то мне очень хочется, чтоб мое подвенечное платье было именно таким.

— Мы поговорим об этом у Бронбеуса, — ответил Владислав. — Я думаю, что он нам не сможет помешать.

Дверь квартиры старого мастера была наполовину открыта, слышались голоса. Уверенный — Бронислава Бенедиктовича и дребезжащий, жалобный и заискивающий — Шишкина Льва Степановича.