Подари мне краски неба. Художница

— Впрочем, вы властны отказаться от сотрудничества с нами и вернуть аванс.

Наташа думала недолго.

— Я продолжаю работу, — ответила она, — если хотите забрать готовые картины, можете приехать сегодня после обеда.

Наташа положила трубку и вскочила с торжествующим воплем:

— Все по местам. Завтракать. Начинается рабочая неделя.

Глава 3

Опять потянулись дни, полные тщательного, кропотливого труда, но работа не спорилась. Какая-то пустота внутри мешала Наташиному восприятию, словно точное копирование чужого стиля упростило собственно Наташино художественное видение.

Не приходила Серебрякова, как будто пропала связь между ее парижским миром и Наташей.

В тот день Антон Михайлович приехал к вечеру, Тонечка оробела, не знала, как встретить гостя, да он и не собирался задерживаться. Очень строго, почти грубо, поздоровался, осмотрел полотна, забрал одно, рассчитался и направился к выходу. Наташа спросила, чем ему не угодили оставшиеся два.

Он ответил, что в них слишком много цвета и это не очень гармонирует со строгим стилем оформления фирмы.

И теперь Наташа растерялась. От того вальяжного почитания, почти ухаживания, которое она видела в первую встречу от работодателя, не осталось и следа. Перед ней был деловой человек, несколько даже хамоватый, который требовал от нее точного выполнения заказа.

«Сейчас я тебя перекрещу, и ты исчезнешь», — внезапно подумала Наташа, используя неизвестную ей фразу, возникшую ниоткуда.

Ровно через неделю напряженной, но какой-то неладной и нескладной работы Наташа пришла в состояние крайнего оцепенения.

«Неделя прошла, а до нас не дошла», — снова пришла в голову готовая фраза, то ли из чужой жизни, то ли из ее собственной, но покуда не схваченной, не прибранной к рукам.

Тонечка, с постоянством маятника являвшаяся в комнату изо дня в день, чтоб трезво и настойчиво блюсти, хотя бы отчасти, распорядок дня Наташи, в этот раз оказалась как нельзя кстати. Как вчера или позавчера, она притащила из супермаркета воз снеди, чтоб угодить в поте лица трудящейся для общего блата дочери, но сегодня в этой маленькой лошадке сияла какая-то особенная и сокровенная мысль.

Обозревая пространство Наташиных трудов, с улыбкой из дальней университетской московской юности она обронила, что Наташа буквально обречена на успех и что поклонники толкутся прямо у дверей ее квартиры.

— Это еще как? — изумилась Наташа. — Поклонники? Толкутся? У двери нашей? Да кто же?

Тонечка было призадумалась, но превосходное расположение духа, видать, сказалось, и ее понесло.

— Божественный молодой человек, небольшого роста, в кепочке такой стильной, какие только-только снова входят в моду, ну куда же все денутся от высокого стиля нашей молодости. — Она задумалась, правда ненадолго. — И такой деликатный, вежливый, он буквально глаза прятал и никак не хотел показать своего лица.

В Наташе что-то оборвалось, она вспомнила тот вечер, когда ее провожал Стас, и как он испугался, увидев возле лифта эту вот самую кепочку и какой-то странный взгляд, рассеянно скользнувший по ним без всякого человеческого выражения.

Она припомнила странные перемены, происшедшие с Антоном Михайловичем, его резкое и даже дерзкое отношение к ней, и связала эти события в одно целое. Внутри точно тетива натянулась.

— Мама, опиши-ка мне его подробнее.

— Ну, Татуся, я же не писательница.

— Мам, это важно. Вспомни, как он выглядит, только без твоих этих самых заморочек.

— Если бы я только знала, что это для тебя так важно, я пригласила бы его к нам выпить кофе. Кстати, я купила именно твой любимый сорт, «Арабика», чудесные зерна, которые мы, помнишь, перемалывали в лучшие наши деньки до мельчайшего состояния и готовили на медленном-медленном огне, по-турецки.

— Мне кажется, ты сейчас в таком состоянии, мамочка, что готова всякого бомжа пригласить к нам на кофе.

— Да упаси меня бог, — искренне возмутилась Тонечка, — я же говорю, я просто не успела тебе всего рассказать, этот молодой человек разодет, как говорится, в пух и прах, я затрудняюсь даже сообразить, в каком таком магазине он завсегдатай.

В ее голосе и строе мыслей, однако, возобладала другая тенденция. Она почувствовала тревогу Наташи и пыталась встать на непонятную ей точку зрения дочери, прекрасно понимая, что это неосуществимо.

— К тому же я уверена, что этот достойный молодой человек уже скрылся, как подобает пылкому, но не уверенному в себе кавалеру. Ведь ты у меня такая своенравная, неприступная.

— Ма, ну что ты городишь, — рассеянно отвечала Наташа неизвестно каким словам Тонечки. — А больше там никого не было? Может, еще более свежие кавалеры наготове, чтоб сменить этого, что так поразил твое воображение?

Тонечка наконец разгневалась, расплакалась, ничего не понимая.

Но рассердилась нс на шутку и сама Наташа.

— Пойми, что все слишком серьезно, мама. В каком мире ты живешь: кавалеры, кепочки, Африка, экспедиции, доктора какие-то бесчисленные, папины деньги. Да пойми ты, что от папиных денег не осталось ничего, вообще, ну абсолютно — ни-че-го.

Наташа посмотрела в округлившиеся от ужаса Тонечкины глаза и пошла звонить Андрею.