Подари мне краски неба. Художница

Это был жест автоматический, вроде мытья посуды. Она подумала, что не следует делать этого, но телефонный номер набрался как бы сам собой.

Лучше б она не звонила ему, потому что с первых двух-трех слов и даже звуков его голоса она поняла, что он не может говорить свободно.

Андрей был не один.

Где-то рядом с ним витал и веял призрачный женский голос, от которого Наташа просто остолбенела.

Она могла бы стоять так долго, едва прислушиваясь к недоуменным восклицаниям Андрея, — настолько была изумлена.

Однако, в силу спасительной инерции, она стремительно начала разговор с женихом. Так, словно рядом с ним никого не было и быть не могло.

— У меня проблемы, Андрей, и это очень серьезно, поверь. Мне необходима твоя помощь, немедленно.

— К чему такая спешка, Татуся, — как-то слишком уверенно отвечал он, — ты просто устала. Увидимся в более спокойной обстановке, все обсудим, со всем справимся… Я тоже устал без тебя. Знаешь, я просто не могу есть эти надоевшие мне бараньи котлеты.

— Что ты имеешь в виду, — еще сильнее удивилась она, пытаясь найти несуществующий подтекст в слове «бараньи».

— Я люблю, когда для меня, для нас, готовишь ты. — Голос жениха показался ей наглым и алчным,

«Может, он пытается меня отвлечь от дурных мыслей и потому говорит о еде?» — Наташа была в полном недоумении. «Нет, таким актером Андрей не был». Он говорил искренне, но полную чепуху.

— В Какой еще спокойной обстановке? — то ли испугалась, то ли разъярилась Наташа. — Скоро не будет никакой обстановки. Вообще. Ты что, перестал меня понимать?

— Может быть, может быть, — отвечал Андрей, — но я мгновенно научусь понимать тебя новую. Это ведь большой труд, поверь и ты мне, Татуся. Мы немного переменились, придется потрудиться и тебе. Но ты справишься.

— Да я же люблю тебя! — чуть ли закричала она в телефонную трубку.

— А значит, только ты можешь мне помочь. Даже если я что-то напутала, даже если я в чем-то ошибаюсь. Ты один.

— Так все и будет. — Он был точно непробиваем. Но женский голос, порхавший где-то около Андрея, как бабочка, прорезался вдруг с невыносимой полнотой: «Андрей, достаньте мне вот эту книгу, я не могу дотянуться».

Наташа узнала голос той самой Лизы, которая фигурировала рядом с Андреем на вечеринке, и отрешенно бросила трубку.

«Вот он, так называемый момент истины, — решила она. — И в такие-то дни. Ужасно».

Медленная злоба закипала в ней. Срочно ехать к Андрею, кричать, топтать, рвать на части и эту самую стриженую мерзкую чернавку, и книжку ее, наверное, дебильную, про какие-нибудь мертвые города.

— Порву, как Тузик грелку, — прошипела Наташа сквозь стиснутые от ненависти зубы и уже было представила себе, как впрыгивает в джинсы, застегивает ветровку на ходу, открывает дверь… стоп. А там кто-нибудь из тех, кто до полусмерти напугал Стаса. И ее, Наташу, чем-то тоже очень пугает.

«Да ведь это самая натуральная слежка, — осенило ее. — Но кто и зачем может за мной следить? Это же недоразумение какое-то. Но что сейчас, госпожа художница, нельзя назвать недоразумением? Все в этом только ряду».

Она вспомнила про деньги, поступавшие на ее счет, всю нелепость своих предположений относительно этих денег, и с ужасом решила, что все кончено, что за ней следит доблестная милиция, чтущая интересы граждан ее страны.

— Да, да, да! — убеждала она себя весьма успешно, за ней может следить одна только милиция или того серьезнее.

Минуту она ходила по комнате, шатаясь. Этого было довольно, чтоб напугать себя совершенно, но одновременно и собраться с мыслями.

Она точно по какому-то наитию позвонила Бронбеусу.

— Алло? Бронислав Бенедиктович? Да. Это я.

Наташу смутило и обрадовало, что старый мастер сразу узнал ее голос в телефонной трубке. После обязательных вопросов о здоровье Тонечки и Васеньки, на которые Наташа ответила вполне рассеянно Бронбеус спросил о причине ее звонка. Наташа даже не заметила этого, хотя не так уж давно она звонила старому мастеру довольно часто и без особой нужды, просто поговорить об искусстве, и сразу приступила к своему неотложному делу.

— Мне нужен ваш совет, и немедленно.

— Вот немедленно и приезжай, — был ответ.

Наташа не без ужаса вышла из квартиры и тут же ощутила на себе чей-то холодный пристальный взгляд.

«Вот оно, началось», — мгновенно вспотев, подумала она и подняла глаза. Прямо напротив нее стоял средних лет мужичонка в кремовых брюках и серой спортивной майке. Кругленький животик и темные пятна пота, расплывшиеся по майке, как-то не вязались с образом сыщика или гангстера.

— Скажите, Алябьевы в какой квартире живут, не знаете?

— Нет, — облегченно выдохнула Наташа и побежала по лестнице вниз.

Через сорок минут Наташа уже была в Сокольниках, где от начала мира в старой холостяцкой квартире проживал учитель живописи.

Ничто здесь не изменилось, только прибавился какой-то специфический запах — смесь меновазина и корвалола, — свидетельствовавший о том, что хозяин жилища борется не на жизнь, а на смерть с болезнью сердца и суставов, да толстый слой пыли появился на книжных, от пола до потолка, некогда гордых стеллажах.