Подари мне краски неба. Художница

Что ей обязательно нужно доехать до гостиницы «Россия», где она остановилась, но она не знает даже, где находится сейчас и как доехать до гостиницы.

Она шведская художница, приехала в Россию изучать искусство, а чтобы молодой мистер не сомневался в ее дарованиях, Наташа быстро набросала его портрет карандашом для бровей на льняной салфетке. И добавила по-русски:

— Денег на такси тоже нет.

Бармен, казалось, не заметил этой русской вставки и по-английски учтиво предложил ей сумму, необходимую, чтобы доехать до гостиницы, в обмен на портрете автографом. Наташа расписалась и вышла. А бармен, в недоумении разглядывавший ее подпись, долго потом смотрел ей вслед.

«Надо придумать какой-нибудь чужеземный псевдоним, — подумала Наташа, — а то я автоматически расписываюсь своей фамилией. А бармен этот для соглядатая очень продвинутый».

Все еще чувствуя себя в роли иностранки, словно в бронежилете, она выбрала таксофон поукромнее и набрала ненавистный номер Антона Михайловича.

Разговор с ним она начала без предисловий и приветствий.

— Алло! Вы хотели знать, где находится Стас, записывайте адрес. Диктую.

— Подождите-подождите, — засуетился Антон Михайлович, — где вы? Откуда вы звоните?

— Из поликлиники, — раздраженно ответила Наташа, — мне некогда с вами разговаривать. Немедленно записывайте адрес, или я…

Она продиктовала адрес и положила трубку.

Немного подумав, она сняла трубку и набрала номер Андрея.

— Привет, — произнесла она.

— Привет, а кто это? — спросил Андрей.

— Ты уже не узнаешь меня? — В голосе Наташи не было удивления.

— Не узнаю…

— А тем не менее это я.

— Татуся, ты ли это? Зачем ты меня разыгрываешь?

— Кто, я? Да ничуть.

— Ты где?

— В Перове.

— Как ты там оказалась?

— Забрела на случайный огонек, как мотылек.

— Нет, я серьезно, что ты можешь делать в Перове?

— Рассуждаю о смысле жизни и вполне серьезно хочу к тебе приехать. Нельзя?

— У меня такое чувство, что ты сейчас бросишь трубку и умчишься во Псков.

— С каким удовольствием я бы так поступила!

— Что тебе мешает?

— Ряд невзрачных обстоятельств.

— Одно из которых не я ли?

— Ты самое обаятельное обстоятельство и не из них. Так что, я еду?

— Приезжай немедленно.

— Ты не звонил мне в последние дни?

— Звонил, но у вас что-то с телефоном, — неуверенным голосом предположил Андрей. И Наташе стало ясно, что Андрей врет, что он не звонил ей ни разу.

— Да, ты прав, у нас что-то с телефоном. Линия, видать, перегружена. Центр. Минут через сорок приеду. Пока.

— Пока.

Она поймала такси и назвала привычный адрес.

— А? — сказал таксист, — я там родился, на «Войковской». Сто пятьдесят будет стоить, не меньше. Другой бы заломил двести. Поехали.

Они тут же попали в пробку. «Волгу» окружали разномастные автомобили, часть которых напоминала броневики. За темными стеклами этих броневиков неразличимы были ни водители, ни пассажиры, словно этот хищный поток существовал сам по себе по чьей-то недоброй воле.

Таксист на всякий случай посигналил-погудел вместе со всеми, потом насупился и внезапно изрек:

— Бардак в стране из-за этих проклятых нацменов.

— Из-за кого? — переспросила Наташа. — Вы имеете в виду…

— Да нет, — отмахнулся таксист, — тысячу лет вместе с евреями живем. Они вроде как русские, а мы вроде как евреи тоже. Друг у друга учимся, друг друга учим, как вместе дружненько жить. Но вся беда из-за нацменов. Заметь, слово-то какое правильное — нац-ме-е-н! В точку. Вот этот нацмен все заполонил. Он едет отовсюду. Даже из Швеции прется. Не говоря уж о Европе и Азии… А что касается Африки, тут уж мое вам почтение, они нас макаками считают, африканцы, потому что у нас волосы на руках есть, а у них нет, во как!

Наташа поняла, что ей надо набраться терпения. Таксист говорил без умолку все сорок минут, решив, что девчонка его полностью поддерживает.

— Прощай, дочка, — сказал он почти растроганно, когда Наташа расплатилась возле знакомого подъезда.

Она потопталась перед подъездом нерешительно и скорбно.

Потом стала набирать код, сообразив, что не помнит порядка цифр. Попробовала нажать на самые стертые кнопки. Стальная дверь открылась. В стальном же лифте она поднялась на восьмой этаж, заметив, что на стальных стенках не было выцарапано ни одного бранного слова.

«Кто же тут живет? — с ужасом подумала она. — Верно, люди будущего, вызревают в тишине, чистоте и спокойствии».

С тем же самым чувством она подумала: здесь живет ее жених.

Вопреки этим ожиданиям, Андрей встретил ее больным и разбитым. Усталым, осунувшимся и мало напоминающим людей будущего, существ без страха и упрека.

— Голова болит, — пожаловался он, — буквально раскалывается.

— Анальгин пил?

— Хоть ты что с ней делай, точно окована стальным обручем.

— Мама говорила, что, когда болит голова, надо выпить крепкий, очень горячий чай и очень сладкий.

— Ты же знаешь, я не пью сладкий чай, а тем более горячий.

— У меня тоже болит голова, — ответила она, — помучаемся вместе.

Она заметила, что Андрей рад ее приезду, но как-то так рад, точно они едва расстались и вот снова встретились.